В Соловьев - Три рассказа

Скорей бы уж посадить ее на самолет аляскинской авиалинии, а самому на ньюйоркский рейс!

Мой страх, что родит в пути - в том числе страх остаться наедине с этим неукротимым, каверзным, трудным ребенком ирландского норова, который даже из угла, куда был поставлен в яслях за очередную шутовскую проделку, гордо заявил: "Я просто так стою, мне здесь нравится". Моя невестка, однако, считает, что он пошел в нашу породу и ссылается на ямочку на подбородке и фиглярство.

- В Ситке его зовут "трикстером", - говорит она, когда мы мчимся из Большого Каньона в Аризоне в каньон по имени Сион в Юте (так прозвал его мормон, побывавший здесь первым из белых). - Ты хоть знаешь, кто такой Трикстер?

- Некто из индейского фольклора.

- Не фольклора, а мифологии, - уточняет невестка.

Лично я бы остерегся приравнивать клановые байки и анекдоты к египетским, греческим или иудейским мифам. Записаны они на исходе первобытной жизни, когда доисторизм здешних племен состыкнулся с американской модерностью. Не говоря уже о христианизации. Пусть архаика, но сильно подпорченная. Не мифология, а копрология, то есть фольклор ниже пояса, с сильным уклоном в скатологию и секс. Чего стоят проказы ворона, главного героя их побасенок, со своими фекалиями и гениталиями! Или тотем с медвежьей вулвой - только чрезмерно упростив, его можно свести к символу плодородия. Стараюсь, однако, избегать острых углов и в теоретический спор не вступаю, зная, что мой сын и невестка увлекаются всем индейским.

У них в Ситке - гетто тлинкитов, сейчас мы разъезжаем среди пуэбло, команче, навахо, апаче, хопи и юте. По пути заглядываем в глинобитные (или саманные? по-здешнему adobe) деревушки, где индейцы до сих пор живут как и тысячу лет назад, чему свидетельством открытые археологами в скальных расколах и выемках поселения канувших неизвестно куда и с чего бы это вдруг - трибов. Побывал в двух, Монтезуме и Меса Верде. Тут же вспомнил древний Акротири на вулканическом острове Тира, где буквально валишься в дыру времени, бродя по улочкам, огибая углы и заглядывая в дома-мертвецы с 4500-летним стажем. Обморочное погружение, без никакой надежды вынырнуть на поверхность современности.

Второй раз за этот вояж вспоминаю эгейский остров. Со всей остротой и силой первого переживания. Может быть, еще сильнее. По-прустовски.

Первый раз - в Большом Каньоне, когда шел вниз по тропе и, по навозным катышам, перенесся на Тиру, где ослиным серпантином спускался когда-то к морю. Пусть здесь не ослы, а мулы, и каждый вынослив как (сообща) осел + кобыла. Но катыши-то те же самые!

Может быть, нет в этой моей поездке иной цели и смысла, кроме как воскресить и пережить заново - предыдущие?

Тем временем я уже достаточно поднаторел и стилистически различаю артифакты аляскинских тлинкитов и здешних навахо, пришедших на землю со дна Большого Каньона, а теперь туда спускаются духи их мертвецов. Само слово "индейцы" теряет для меня всякую живую конкретность - как этимологически возникшее из-за колумбовой ошибки и как слишком общее, нейтрализующее различия между трибами. Как и слово "евреи" - что у меня общего с эфиопским или йеменским евреем?

После Долины монументов - она напоминает мне только голливудский макет, так часто я ее видел в вестернах - невестка ведет нас с Лео на концерт под названием "Spirit", где покупает кассеты с туземной музыкой. И вот мы катим среди всех этих природных диковин под жалостную мелодию, в которую вмешивается вдруг барабан - колыбельная для Лео: мгновенно отключается и засыпает. Меня тоже клонит ко сну, но я держусь, помня ее угрозу последовать моему примеру.

У меня тоже есть индейское приобретение: терракотовая черепашка из Перу с геометрическим узором и дырочками на спине. Давным-давно узнал о ней из Ахматовой, и вот, оказывается, окарина - также национальный инструмент индейцев. Как, впрочем, и других доисторических народов, пусть своим вторым именем она закреплена только за одним: "итальянская флейта". Что еврейская скрипка, окарина, которую я теперь различаю в индейском ансамбле, цепляет своим кручинным голоском, достает меня своей тоскливой мелодией. Я и думать не мог, покупая инструмент-игрушку, что через пару дней услышу эту жалостную дудочку при исполнении прямых, то есть ритуальных обязанностей. А музыка индейцев насквозь функциональна, шаманская, обрядовая, магическая, вызывает ли она гром, интерпретирует сны или имитирует танец богов. Музыка как священнодействие.