Дмитрий Сорокин - Матвей и люди

- Ты что, не понял?! Денги давай! Давай денги!

- Денги давай, русский! Давай денги!

- Ах, деньги?! - паскудно ухмыльнулся Матвей, ударяя одного из них по ушам. - Деньги, говоришь?! - второй получил поддых и, после того как согнулся, по шее. В довершение Матвей наделил обоих пинками под зад. - Да пошли вы на х.. !!!

В магазине он вложил почти весь остаток своих средств в водку, и, придя домой, забылся алкогольным бредом на два дня.

День третий едва не стал последним днем в его жизни. Сильно болело сердце. Все тело пронизало слабость, к тому же, оно вспомнило решительно все побои, доставшиеся ему в последние дни. Хотелось есть, но организм категорически отвергал любую пищу. Весь день Матвей просидел в кресле, укутанный пледом, читая книгу. Его била крупная дрожь. Лишь к вечеру он накопил достаточно сил, чтобы доползти до ванной, умыться, добраться до кровати. Долго лежал он без сна, тоскливо прислушиваясь к сбивчивому ритму сердца и готовясь умереть в любой момент.

Наутро он чувствовал себя гораздо лучше. Позавтракав, облачился в лучший костюм и поехал устраиваться на работу по объявлению, которое сорвал в подъезде. Там некто, с виду - родной брат большинства людей, встреченных Матвеем за последние несколько дней, - долго и обстоятельно расспрашивал Матвея о каких-то пустяках, типа какие отметки он имел в школе по физике, биологии и русскому языку. Затем некто подался вперед, так сильно уперевшись локтями в стол, что тот заскрипел, и, улыбаясь, спросил:

- А вам известно, молодой человек, что у вас лицо дебила?

- Да? Что же, может быть. Только на вашей физиономии тоже не слишком высокий ай-кью выписан. - и Матвей ушел, не солоно хлебавши. Где-то внутри опять стал ощущаться полный раздрай, как будто что-то там крошилось и рассыпалось.

Вернувшись домой, он полдня пил чай и смотрел телевизор, затем навел порядок в квартире. К вечеру решение созрело. Порывшись в шкафу, извлек оттуда старую, полинявшую одежду. Нашел растоптанные ботинки, один из которых вот-вот грозился запросить каши. Написал транспарант, гласивший, что он, Матвей, с позавчерашнего дня - круглый сирота, мама и папа погибли в автокатастрофе, бабушка лежит в больнице с пятым инсультом, а на руках двухгодовалая сестренка. Утром следующего дня он поехал на наиболее отдаленную ветку метро и вышел на промысел.

- Уважаемые пассажиры! - вполне правдоподобно завывал Матвей. - Вы извините меня, пожалуйста, что обращаюсь к вам, но попал в безвыходную ситуацию... Родителей похоронить не на что, бабушку и сестренку кормить тоже не на что. На работу не берут - кризис, говорят. Помогите, пожалуйста, чем можете, и да не оставит вас Бог!

Он терпеливо обходил вагон за вагоном, и так до вечера. "Заработок" составил едва двадцать рублей. На следующий день он отважился повторить этот подвиг. Тридцать пять рублей сорок одна копейка в мелкой разменной монете были ему наградой за это. Надо было что-то изменить в технологии Матвеева нищенства. И потому, купив на заработанное банку тушенки и чекушку водки, Матвей поспешил домой и засел за творчество. Спать он лег под утро, вполне довольный получившимся результатом.

С утра он приехал на Белорусский вокзал, сел в первую отходящую электричку. Расчехлил старую гитару, снятую ночью с антресолей. Инструмент вполне вписывался в нищенский колорит: треснутая дека, гриф давно повело винтом, двух струн не хватало, остальные не настраивались. Аккомпанируя себе на этом чудовище, он медленно пошел по вагонам, исполняя куплеты, над созданием которых он трудился всю ночь:

Братья-сестры пассажиры!

Обращаюсь слезно к вам:

Жуткий кризис в этом мире

Положил конец деньгам!

Но о слезках мы забудем,

Мы проявим оптимизм:

Ведь, когда деньжат не будет,

Будет полный коммунизм!

И настанет изобилье,

Как нам Ленин обещал,

И в момент во всем-всем мире

Станет интернацьонал!

Вот в Париже есть "Макдоналдс",

И в Москве он тоже есть,

Там и сям в любое время

На халяву будем есть!

Но пока - в мечтах все это,

Слезы капают на грудь.

Эх, уважьте вы поэта:

Дайте денег. Хоть чуть-чуть!

Сия баллада имела некоторый успех. По крайней мере, ежедневные заработки увеличились и стали достигать сотни рублей. Матвей периодически по просьбам почтеннейшей публики - видоизменял и дописывал текст, так что к концу недели песня насчитывала около сорока куплетов, содержащих острую критику правительства, президента, "новых русских", местных властей, бюрократов и так далее. Две недели Матвей гастролировал по электричкам Белорусской и Савеловской железных дорог, потом, одним прекрасным погожим вечером, наверняка последним таким вечером в этом году, все кончилось.