Владимир Сорокин - Сахарное воскресенье

Столыпин шашлычно-карски смолкает.

Царь слоено смотрит в окно, копчено привстает на носках, вялено покачивается:

- Я не боюсь моего народа.

Кофейность классной комнаты цесаревича.

Окрошка перевернутой, изрубленной шашкой мебели. Салатность учебников, книг и тетрадей в опрокинутом столе. Пломбирность вымазанного мелом глобуса. Пиццерийность залитого чернилами ковра.

Цесаревич Алексей в форме Егерского полка куринно-рулетно едет на сдобной спине своего учителя генерала Воейкова. Учителя Жильяр и Петров картофельно стреляют в них из игрушечных ружей, каплунно спрятавшись за дядькой-матросом Деревенько. Учитель Гиббс яично изображает разрыв шрапнели.

- Повзводно, коренастым калибром, непрерывно, аллюрно и непристойно пли! - смачно командует цесаревич.

Жильяр и Петров картофельно стреляют. Дядька-матрос творожно ухает. Генерал Воейков потрошинно ржет и рафинадно бьет копытом. Гиббс гуляшево изображает взрьв бризантной бомбы.

- За провозвестие, за кулачные бои, за Шота и Варравку, за мамин куколь - пли! - Цесаревич шпикачно вонзает шпоры в бурдючные бока генерала Воейкова.

Генерал творожно кряхтит. Жильяр и Петров картофельно стреляют. Деревенько брюквенно крестится и водочно поет:

- На карау-у-у-л!

Гиббс пудингово изображает попадание пули в тело.

- Ну-ка, не атандировать! - солено дергает удила цесаревич.

Воейков пулярдово встает на дыбы. Жильяр и Петров конфетно идут в атаку.

- Цветной картечью, популеметно, непременно и безоткатно - пли! горчично кричит цесаревич.

Гиббс горохово строчит из деревянного пулемета. Деревенько квашенокапустно трубит контратаку. Жильяр и Петров леденцово грызут зубами бечевку проволочных заграждений. Цесаревич абрау-дюрсовисто стреляет в Жильяра из пугача. Молочный дым ползет по классной комнате. Жильяр колбасо-кишечно повисает на бечевке.

- Прикладом бей - ать, два! - бисквитно мармеладит цесаревич, выхватывая из ножен сардину игрушечной сабли.

Петров сально подставляет морковную шею. Цесаревич кровяно колбасит ее.

- Кукареку! - шпинатно шкворчит Деревенько.

Гиббс люля-кебабово подрывается на творожнике мины.

Цикорий и корица Большой Морской.

Черный перец голосов двух сально бранящихся извозчиков. Заварные и шоколадные кремы парадных подъездов. Миндальные пирожные окон. Эклеры крыш.

Горький и Шаляпин, компотно вываливающиеся из ресторана "Вена".

- Алеша, угости, брат, папироской! - Шаляпин медово липнет к баранке горьковской руки.

- Ступай к черту! - борщово закашливается Горький.

- Ты все еще сердишься? - ананасово рулетит Шаляпин. - Брось, брат! Ну, нет нынче у подлеца Ачуева "Vin de Vial", так что ж - в морду ему харкать? Хотя, признайся, брат Алеша, лучших свиных шницелей, чем в "Вене", в Питере нигде нет! Даже в "Медведе"! Ну, шницеля! Как хрумтят на зубах, подлецы! Как сладкотворно хрумтят!

- У меня не так много слабостей, - маринованно кнедлит Горький. - Не пойду с тобой больше в трактир!

- Ну, Алексей свет Максимович! Ну, помилуй ёбаря Мельпомены! свекольно падает на колени Шаляпин. - После бенефиса с меня ящик "Chateau de Vaudieu" - и дело с концом в жопе, ебать бурлака на Волге!

Горький томатно останавливается, уксусно вперивает в Шаляпина чесночные глаза; горчичные усы его каперсно топорщатся; он слегка приседает на сельдерейных ногах, укропно разводит сыровяленые руки и вдруг баклажанно-петрушечно хохочет на весь Литейный.

Шампиньоновые прохожие оборачиваются. Шаляпин коньячно вскакивает с колен, маннокашево слюнявит пармезановую скулу Горького.

- Мамочка ты моя!

- Ладно, пошли, - макаронно сморкается Горький. - Надо в первые ряды поспеть, а то главный позор России проморгаем.

- Поспеем, Алеша! - блинно-водочно-икорно рыгает Шаляпин. - Без Буревестника не начнут!

На Невском они тефтельно смешиваются с овощным рагу толпы.

Творожная запеканка гостиной императрицы.

Пшеничные клецки кресел, слоеная выпечка ковра, имбирный бисквит стен.

Шашлычная фигура Распутина. Мамалыга коленопреклоненного министра внутренних дел:

- Григорий Ефимович, не погубите!

Распутин шпикачно трогает министра красными перцами глаз.

- Ты чего мне обещал, милай?

- Гапон постоянно окружен толпой рабочих, Григорий Ефимович! Он недосягаем для моих агентов!

- Ты чем клялся? - чахохбилит Распутин.

- Должностью, - панирует министр.

- Стало быть - местом своим?

- Местом, Григорий Ефимович.

- Значитца, по-русски говоря - жопою своею?