Надежда Тэффи - Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь

После купчихиного отъезда познакомился я на катке с молоденькой гимназисткой. Рожа была страшная, но почему-то понравилась мне несказанно.

Стал я приглядываться и понял, что меня к ней так привлекает: у нее была точь-в-точь такая губа, как у харьковской купчихи. Посмотришь на нее сбоку, и кажется, будто она на горячее молоко дует.

Ужасно она мне нравилась. Совсем уж было собрался голову терять, но настала весна, и увезли мою гимназистку в деревню.

В сущности, некрасивая ведь она была. Волосы белые, как у альбиноски, а лицо красное, темнее волос. Ну, Бог с ней.

Стал уж было я поуспокаиваться, как вдруг прохожу раз по базару, вижу – сидит баба и торгует пряниками. Баба как баба, пряники как пряники, и ничего в этой картине не было бы удивительного, если бы не волосы этой бабы, – белые, как у альбиноски, гораздо светлее, чем ее загорелая рожа.

Глазки у бабы были юркие, плутоватые, бегали, как мышки.

И стал я каждый день пряники покупать. Покупал, покупал, пока не поехал гостить к помещику Иволгину.

А у Иволгина оказалась свояченица, высокая, смуглая, красивая. Красивая, – ну, и Бог с ней. Ее счастье, а мне до этого дела нет.

Живу в деревне, угощаю всех бабьими пряниками, которые купил у нее на прощанье. Только раз за ужином говорит помещик Иволгин.

– Кто это у меня сегодня в столе рылся, интересно знать?

Взглянул я случайно на свояченицу и ахнул: глазки у нее стали юркие, плутоватые, бегают, как мышки.

Тут я и влюбился.

Сох, сох, пока она в Москву не уехала. Потом сох без нее, но долго не вытерпел – поехал и сам за ней.

Ехал, мечтал, вздыхал. Вдруг входит в вагон дама. Дама как Дама, на голове – шляпа, в руках – картонка.

И вдруг говорит дама:

– Здесь место свободно?

А я обомлел и молчу. Голос-то у нее оказался точь-в-точь такой, как у свояченицы. Даже смешно!

Ну, что долго рассказывать! Влюбился я в нее из-за этого голоса, как безумный. Стреляться хотел, да меня ее муж – умный был человек – урезонил:

– К чему, говорит, вам умирать? Всякая смерть есть небытие. Ну, и на что вам небытие, посудите сами!

Уехал в Киев. В Киеве встретил рыжую хористку с такой же фигурой, как у моей дамы.

Влюбился. Измучился. Встретил белошвейку, такую же рыжую. Потом познакомился с какой-то ломжинской чиновницей, у которой ноги были, как у этой модистки. Потом познакомился с учительницей, которая дергала носом точь-в-точь как ломжинская чиновница; влюбился, томился, расстался; встретился с старой губернаторшей, смотрю – а она, старая ведьма, смеется совсем как учительница. Влюбился, испугался, удрал в Петербург, пошел к Еремеевым, смотрю – а у их бонны губернаторшин нос. Тут я и пропал.

Даже к психиатру ходил советоваться. Хоть плачь.

Так влюбился я в эту бонну, что где там догаресса – и сравнить не смею.

Так сильна была любовь к догарессе в двенадцатом преломлении.

Есть теория такая относительно некоторых ядов, будто в двенадцатом делении они действуют сильнее всего.

Пускают каплю яда в стакан с водою, потом из этого стакана берут одну каплю в новый стакан воды и так далее, до двенадцатого. Одиннадцатый стакан можно выпить без всякого ущерба для здоровья, глоток же из двенадцатого убивает мгновенно.

Вот как я, в силу вечной любви моей к прекрасной венецианской догарессе, женился на курносой бонне Анне Антоновне.

Ибо сильна, как смерть, любовь.

Цветков с радостью согласился на предложение жены пригласить к ним погостить в деревню молоденькую племянницу Талечку.

Он уже несколько раз встречался с ней в городе, и она всегда производила на него самое чарующее впечатление. Свеженькая, беленькая, чистенькая, с розовыми пальчиками и кроткими, ясными глазками, она сразу располагала к себе все сердца.

Талечка быстро отозвалась на приглашение и через неделю пила свой первый утренний кофе на веранде у Цветковых.

– Дорогая тетечка! – щебетала она, глядя на Цветкову детски-влюбленными глазками. – Как все у вас здесь красиво! Я никогда ничего подобного не видала.

Цветковы слушали ее восторженные похвалы с удовольствием. Их дом был действительно отделан со вкусом, изящно и стильно.

– Дорогой дядечка! – захлебывалась Талечка. – Как я счастлива, что я с вами! Я должна теперь приложить все усилия, чтобы быть вам не в тягость, а, напротив того, полезной.

– Ну, полно, Талечка! Пейте лучше ваш чай, а то он совсем простыл.

– Ах, дорогая тетечка! Я вам непременно свяжу колпачок на чайник, – тогда чай никогда не будет простывать. Непременно! Сейчас же свяжу.