Дмитрий Стахов - Арабские скакуны

- Да, дорогой, они бы сейчас лежали там, на мраморных столах, указывая на здание морга, подтвердил Иосиф Акбарович. - Мы с Ваней добрались на машине, взяток заплатили немерено, по дороге нашли тут конный завод великолепный, с таким кохейланами и сиглави, что я даже в Джидде таких не видел, там такие на вес золота, а как я узнал, что Ващинский и Анна тут, я сразу к ним, скакунов оставил, давай Ващинского и Анну напихивать медом, медом со сливочным и конопляным маслом, потом чайку, чайку с лимоном и коньяком. По рецепту моей прабабушки. И видишь поднялись!

- В тебе, Иосиф, умер врач, - вступил в разговор Ванька, он смотрел на меня так, словно видел впервые, на меня и сквозь меня. - В каждом из нас кто-то умер, а в тебе, Иосиф, умер человек в белом халате.

Анна Сергеевна кивнула, подбородком стукнувшись о ключицы, словно ее шея была резиновой. Кто умер в этой женщине? В этой женщине с крашеными волосами? Её голова пошла назад, не задержалась в вертикальном положении, начала запрокидываться. Да, её морщинистая шея была резиновой. Тут еще Анне Сергеевне отказали ноги, она повисла на Иване, который с жалобной улыбкой посмотрел на нас.

- Её надо куда-нибудь посадить! - Ванька нервно скривил и так кривой рот. - Не могу же я её на руках держать! Помогите кто-нибудь!

Но никто Ивану не помог, а я увидел, что люди в черном вышли из беседки и направились к нам.

- Кто это, Иосиф? - спросил я. - Из похоронной конторы?

- Почти, - хмыкнул Иосиф Акбарович.

- Что значит - "почти"? И почему съемочная группа не снимает? Почему нам не задают вопросы?

- Привык уже? - Иосиф похлопал меня по плечу. - Молодец...

Первым подошел мужчина, он протянул мне руку, но я убрал свои за спину: мне, как верно сказал Иосиф, привыкшему, негоже жать руки каким-то одетым в черное жилистым мужикам.

- Пальчастый, - сказал мужчина. - Мы с вами говорили по телефону, я оставлял вам сообщения.

- А вы кто? - спросил я у женщины.

Та сняла очки, и я узнал свою прежнюю подругу.

- Я со съемочной группой, - сказала моя прежняя подруга. - Я теперь на телевидении, наша газета купила телеканал новостей - и Дашку в придачу, она вдруг опустилась на одно колено. - Благословите! Пожалуйста! Я так грешна!

"Да уж..." - подумал я и опустил руку на её крашеные жесткие волосы.

- Веди себя хорошо, - сказал я. - Аминь!

И тут Иосиф взял меня под локоть и отвел чуть в сторону.

- Дорогой мой, - сказал Иосиф Акбарович. - Мы там не были. Мы туда не пойдем. Там ждут только тебя. Я плохо понимаю, зачем нужны все эти бумаги, все эти доверенности и квитанции, но раз ты их привез, то тебе надо отдать их, что-то - патологоанатому или, как его там, санитару при морге, что-то судебному исполнителю. Не знаю, не знаю... Потом тебе выдадут тело и...

- И...

- И мы повезем его куда скажешь.

- Я? Но я не знаю, куда его надо везти. Его надо отправить на родину, в Америку, к матери... А как отправляют тела из Кокшайска в Америку? Как?

- Правильно, в Америку, к матери, чтобы там провести экспертизу, чтобы там все решил суд, значит, его надо тут запаять в цинковый гроб, такие гробы у них есть, ты должен распорядиться, заплатить деньги...

- Я, я... А вы? Вы все? Вы же говорили это ваш сын, твой, Ващинского, Ивана. А теперь только я. Почему?

Иосиф посмотрел мне в глаза. Ему надо что-то сделать с растительностью на лице, эпиляцию, иначе он зарастет по самые глаза. И волосы из ноздрей, я слышал, есть специальные машинки для стрижки волос в носу, маленькие электрические машинки, я должен обязательно купить такую Иосифу Акбаровичу в подарок, как только получу деньги, я куплю не акции кокшайских секретных заводов, кому они нужны, эти акции, а машинку для стрижки волос в носу, секретные заводы перетопчутся, а волосы могут перекрыть доступ воздуха в легкие одного конкретного человека, моего друга Иосифа, эти волосы могут его погубить.

- По чисто формальному основанию, - тем временем объяснял мне Иосиф. Доверенность выписана на тебя, поэтому сейчас ты, как минимум - до решения суда, и есть его отец. Отец по доверенности. Что решит суд - неизвестно, но пока отец - ты. Все расходы будут компенсированы. Не беспокойся!

- Причем здесь деньги! Мне их дала Алла. Это мой сын, мой всё равно, что бы ни решил какой-то там суд...

- Хорошо-хорошо, - Иосиф развернул меня и подтолкнул к калитке. - Иди, распорядись обо всем и возвращайся, поедем перекусим, Ивану надо выпить, его колотит уже второй день, Анну эту куда-нибудь сгрузим. Давай!

Я шагнул за калитку. Козырек над входом, черная с золотыми буквами табличка "Зал прощания", обшитая потемневшими от времени деревянными рейками двустворчатая дверь - до них от калитки надо было пройти каких-то двадцать шагов, но мои ноги стали тяжелыми, мне словно вбили железный штырь в позвоночник. Почему меня оставили одного, почему друзья и недруги меня не сопровождали, чем я их обидел? Я оглянулся: Иосиф что-то говорил моей прежней подруге, Ващинский, проблевавшись, вместе с Иваном кантовали бесчувственное тело бабки моего сына, теперь им помогал гэбист Пальчастый, и все были заняты, все были при деле, никто на меня даже не смотрел, словно меня не существовало, а ведь тело могли, после передачи доверенности и прочих документов, запаять в цинк, навсегда, они могли его никогда не увидеть, моего сына, сыночка.