Н Бомж - Мой Кент

Шаману можно верить. Такие специалисты как он ценятся очень высоко и попадают за решетку крайне редко, их берегут как зеницу ока. И не обязательно воры. Свою первую серьезную работу он сделал для женщины, у которой что-то было не в порядке со стажем в трудовой книжке и, соответственно, с оформлением пенсии.

А несчастные прогульщики с клеймом трех тузов в трудовой книжке? После долгих мытарств в поисках работы они готовы были отдать все за избавление от позорного, не всегда справедливо поставленного клейма. Но нужно отдать должное Шаману - он никогда не драл три шкуры с клиента.

Я жестами показал Толику, чтобы он дал мне записную книжку с ручкой и, немного подумав, написал: "Спасибо, Толян за все. Больше здесь не светись, не надо. Я перед тобой как всегда в долгу.

Передай привет и большущее спасибо Лехе-Шаману. Прощай, может когда-нибудь увидимся. Пожелай мне удачи, она мне вскоре очень-очень пригодится. Еще раз спасибо, брат".

Толик выхватил у меня записную книжку и ручку и торопливо начал писать: "Вадим, послушайся Шамана! Остановись, Юрка выкрутится, это не он заложник, а ты..."

...Я вернулся из Афгана полный радужных надежд на работу, на учебу в институте, на получение квартиры. Через неделю о надеждах я вспоминал с горькой иронией.

В автоколонне, куда я обратился по поводу работы, мне предложили рафик, стоявший у забора, на корпусе которого следовало бы сделать надпись несмываемой краской: "ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК ПОДХОДЯЩИЙ КО МНЕ". Механик стараясь не смотреть мне в лицо сказал:

- Вот, приводи ее в порядок и вперед.

До "вперед" было месяцев шесть изнурительной работы и столько же месячных зарплат на запчасти.

В райжилотделе, на просьбу выделить квартиру участнику войны в Афганистане прозвучала крылатая фраза: "Мы вас туда не посылали", и моя койка в комнате общежития для лимитчиков оказалась четвертой по счету.

Об институте не могло быть и речи.

К тому времени, когда появился Юрка, я уже серьезно приуныл.

Как он узнал, что я вернулся, для меня осталось загадкой - я не хотел встречаться с моими немногочисленными друзьями, пока основательно не устроюсь в этой жизни. С его появлением все изменилось как во сне. Через день я вселился в отдельную комнату в семейном общежитии, а под лестницей на первом этаже был сооружен большой металлический ящик, в котором стоял новенький мотоцикл - Матильда Ивановна. Место сторожа на стройке не было для меня заманчивым, но Юрка сказал, что пока я поработаю на больших людей, а там видно будет...

Я похлопал Толика по руке и, когда он поднял на меня умоляющие глаза, отрицательно покачал головой, поднялся со скамейки и, как вчера, попрощался с ним сжатым кулаком правой руки, поднятой к плечу.

4

Я лежал на теплом песке под лучами ласкового солнца лицом к морю. Слева от меня возвышалась невысокая темная скала. Над скалой как мне казалось, слишком низко висело небольшое светлое облачко.

Все мое существо было наполнено неизъяснимым блаженством и покоем.

Вдруг, боковым зрением я заметил, что облако начало медленно двигаться в мою сторону и через некоторое время зависло прямо надо мной. Я не спускал с него глаз, испытывая нарастающее беспокойство.

Внезапно из облака появилась огромная загорелая мужская рука, слегка поросшая рыжеватыми волосами. Кисть сжимала рукоять обоюдоострого кинжала с ослепительно сверкавшим на солнце клинком.

Рука с клинком опускалась на меня. Я едва успел откатиться в сторону, клинок по самую рукоять с шумом вонзился в песок и замер. Затем рука покрутила клинок, как бы убеждаясь, что это не моя плоть, и так же шумно и резко выдернула кинжал из песка.

Конец клинка завис над следом, оставленным моим телом словно принюхиваясь и поплыл по нему в мою сторону.

Вскочив с песка я обежал вокруг руки с кинжалом и отпрыгнул как можно дальше в сторону. Цепочка моих следов составила линию окружности радиусом метров шесть.

Рука с кинжалом плыла по кругу. На третьем витке она остановилась в месте, где я прыгнул в сторону. Через мгновенье она плыла по направлению ко мне, несколько увеличив скорость.

Я уже во всю прыть описывал вторую окружность гораздо большего радиуса эгоцентричную первой.

Но рука умнела не глазах и, проплыв всего две трети второй окружности, вновь остановилась в задумчивости. На этот раз время на размышление было короче, она уверенно, без колебаний направилась в мою сторону, совершенно не обращая никакого внимания на следы.