Н Бомж - Мой Кент

На других углах перекрестка жилых домов не было - на одном стояло стандартное четырехэтажное здание средней школы, обнесенной забором из стальных прутьев, имеющих наконечники боевых пик, - на другом одно из бесчисленных столичных НИИ.

Мужественно выстояв длинную очередь за мороженым, я направился во двор архитектурного ансамбля "П" и пристроился на одну из скамеек, на которой уже восседала единственная во дворе старушка в цветастой ситцевой кофточке с короткими рукавами. Она сидела сложив руки на груди с выражением на лице, словно когда-то, давным-давно ей дали понюхать что-то крайне непристойное и с тех пор ей никак не удавалось согнать с лица гримасу отвращения.

- Что-то у вас дворник от рук отбился, - начал я напрашиваться на долгий душевный разговор.

Она, глядя на меня искоса из-под нахмуренных бровей, смерила с головы до ног, оценивая, стою ли я ее внимания:

- Да нет, милок, у нас дворничиха очень порядочная женщина, каждый день убирает и подметает, да и сынок ей все время помогает, хороший такой мальчик, даже в пионерский лагерь на лето не поехал, буду, говорит, маме помогать, а путевку-то им бесплатно давали - отца у них нету. А с чего ты взял, что дворник у нас плохой? - Она смотрела на меня со своей брезгливой гримасой, как будто я и был тем самым, непристойным, что она когда-то понюхала может быть даже попробовала на вкус.

- Ну как же, - воодушевился я хорошим началом, - вон на дорожках, прямо перед подъездами елочные ветки валяются, как будто нарочно накидали. - Нарочно и накидали, милок, ты вроде похож на русского, а таких простых вещей не знаешь, - она вновь смерила меня взглядом, казалось ее вот-вот стошнит от отвращения.

- Нарочно и накидали, женщину сегодня хоронили, вон из того подъезда, где лифт не работает, из-за него проклятого и померла, собака ничего, хоть бы что, а она померла позавчера в лифте.

- Разбилась что ли? - насторожился я.

- Если бы. - Она покачала головой, словно осуждая покойницу за то что та не посоветовалась с ней, как лучше помереть. - Трос оборвался, да лифт-то не разбился, а вроде бы как на подушку шмякнулся, она и померла от страха. Вышла, называется с собачкой погулять, сунулась в лифт, а трос возьми да и оборвись, ни царапин, ни ссадин, ни ушибов, со страху померла, сердце не выдержало пока летела с шестого этажа, царствие ей небесное, вечный покой.

Хорошая была женщина, не старая еще - шестьдесят лет всего было незамужняя, одна жила, собачку держала, пуделя карликового, сама работала в театре бухгалтером, работники из театра и хоронили. Анной Георгиевной звали, хорошая была женщина, душевная. А лифт специально не ремонтируют все комиссии ходят третий день. Комиссии ходят, а человека-то нет...

Я ее уже почти не слышал.

Выносной лифт, остановленный надолго на первом этаже - идеальное место для вооруженной засады! Все пять подъездов под прицелом и выход так же в парадную дверь на улицу...

Теперь все встало на свои места, сориентироваться стало значительно проще, сориентироваться, чтобы самому не попасть под пули.

Старушка еще говорила что-то насчет легкой смерти, о том как плохо оказаться больной на руках у своих близких, как например в тридцать четвертой квартире женщина парализованная седьмой год лежит, с дочерью замужней живет, у которой детей двое и муж, вроде бы не пьяница, а нет-нет да и нажрется, все в одной комнате, а квартиру который год обещают...

Отдав остатки мороженого болтавшейся неподалеку дворняжке с большими грустными и доверчивыми глазами, пробормотав старушке невнятные извинения по поводу нехватки времени, я вышел на улицу и свернул к троллейбусной остановке.

Подходя к общежитию, я увидел такси Толика. Заметив меня, он вышел из машины и кивнул в сторону дворика, где мы с ним переписывались вчера. Там, так же как вчера, резвилась ребятня, лишенная возможности жить летом на даче или в деревне у бабушки, в тени канадских кленов покоилась пара колясок с младенцами, под присмотром молодых мам, лениво беседующих между собой.

Мы присели на скамейку, стоявшую на самом солнцепеке и Толик протянул мне почтовый конверт, слегка приоткрыв который, я увидел паспорт, военный билет, трудовую книжку и записку, написанную удивительно красивым каллиграфическим почерком. Не могу сказать, что это был почерк Шамана - он сам часто говорил еще в в детском доме об отсутствии у него собственного почерка.

Записка гласила:

"Вадик! Я даю тебе адрес в Питере, брось это дело и поезжай туда. Там у тебя будет комната в общежитии и нормальная работа. Предварительная договоренность есть. Эти люди оставят тебя в покое - я об этом позабочусь. О Мокрове не беспокойся - не тот человек Мак, чтобы попасть в заложники, тут что-то другое мне кажется он тебя элементарно подставляет. Собирай рюкзак, бери пару канистр бензина для Матильды и дуй в Питер. Даю слово, что все улажу".