Григорий Свирский - Ветка Палестины

- Совсем другое дело,- сказала Полина бодро. В подъезде нас остановил солдат с автоматом, вызвавший звонком офицера.

Полине выписали пропуск, а меня вытолкали на улицу.

Полина появилась в дверях часа через два, бросилась ко мне, не глядя по сторонам, чуть под трамвай не угодила. Глаза сияют, как в день свадьбы. Издали крикнула:

-- Может быть, возьмут!

Трамвай прогрохотал, еще один звонит нам. Мы стоим по разные стороны пути.

- А вредность? - крикнул я.

- Не спросила! Снова лязг трамвайных колес.

- А паспорт видели?.. Трамвай прогремел,, она бросилась ко мне.

- У нас, говорят, дело, у нас на пункты не смотрят. ..

И в самом деле, взяли Полину. Правда, не тотчас. А спустя полгода, когда Полина, исписав ворох анкет, прошла какое-то особо строгое засекречивание.

Мы до последней минуты не верили в успех. Как же так? Отшвырнули от всех московских вузов, даже самых плохоньких, куда в другое время Полина бы и носа не показала. От всех заводов, от всех артелей, даже самых поганых. От какой-то коптилки на железных колесах, варившей на рынке ваксу.

И... поставили у самых больших военных секретов, от которых зависит, быть или не быть Советской стране.

У таких глубинных секретов, о которых Полина даже мне никогда не рассказывала, как я ей, сгорая от любопытства, ни намекал.

...О Россия! Боль моя! Задурили тебя до умопомрачения.

.. Когда Полина вышла из института, она не знала ни его названия, ни фамилии высоких начальников, с которыми только что беседовала, и уже через полчаса встреча, которую ей там оказали, вспоминалась как сон.

Через неделю она вдруг спросила меня, а правда ли, что мы были в... том институте?

И в конце концов снова отправилась на поиски работы. Пока засекретят, роса очи выест.

Неподалеку от нашего дома высилось химическое предприятие. Оно травило всю округу хлором. Летом нельзя было окна открыть. Иногда этот "хлорный смог" был столь туманно-густ, что машины зажигали фары, а трамваи беспрестанно трезвонили.

-- Сходим,-- сказала Полина, тяжко вздохнув. Кандидатский диплом, по обыкновению, оставила дома. Хотя бы в цех взяли...

Начальник отдела кадров - пожилая боевитая женщина в зеленой вохровской гимнастерке с портупеей, ни дать ни взять героиня гражданской войны.

Она долго говорила по телефону о каких-то похоронах; присев у двери, я почему-то вспомнил, как в двадцатых годах в нашем доме хоронили участника гражданской войны. На гробу лежала именная шашка.

"А что, по справедливости, класть на гроб начальнице отдела кадров? Обложку паспорта? Бутафорский, из папье-маше, пятый пункт?

Конечно, это же ее личное оружие. Что бы она делала без него..."

Завкадрами взглянула на Полину и произнесла обрадованно:

-- Ой, очень нужны химики! Позарез! У нас такая текучесть! Нате анкету. Садитесь сюда, тут удобнее.

Ее взгляд остановился на мне, и она воскликнула вдруг отрывисто резким голосом патрульного, который задерживает подозрительных: - Паспорт!

Так кричали когда-то фашисты: "Хальт!"

Конечно, это и было тем самым "Хальт! ". И ничем иным.

Бросив взгляд на паспорт и уже не предлагая анкеты, она сказала усталым голосом, чтоб мы позвонили через неделю-другую...

Я увидел, у Полины сжимаются кулаки. Шагнув к завкадрами, она произнесла сдавленным голосом, с яростью, которой я еще не знал в ней:

- Тогда надо иначе писать объявление! Так, как в газете "Русское знамя"! Без лжи! "Нужны химики, кроме евреев!" Чтобы ваше вонючее предприятие мы обходили стороной. .. Потому и травите нас хлором. .. форточку нельзя открыть, что у вас нет специалистов. Не доросли вы еще до порядков кремлевской больницы: "Полы паркетные, врачи анкетные..." Вам хоть как-нибудь... Свести концы с концами. А вы туда же?!

Полина замолчала и произнесла вдруг с болью и испугавшим меня отчаянием, которое долго звучало в моих ушах:

- Все мои несчастья начались, когда наша Армия оставила Кривой Рог. Я все думаю: взяли ли его обратно, если вы тут сидите?!

Круто повернулась ко мне, губы ее дрожали.-- Если взяли, то тогда почему остались полицаи? Почему их не судят? Куда ни зайду

-- Любка Мухина!

> =======================

ПАРИЖСКИЙ ТРИБУНАЛ

(март-апрель 1973 года)Под судом трибунала советский государственный антисемитизм.

Свидетели обвинения

Лауреат Нобелевской премии Президент Рене КАССЕН,

Главный раввин Франции КАПЛАН,

писатель Григорий СВИРСКИЙ

и другие.

РАСИСТСКАЯ ФАЛЬШИВКА ИЗ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Советское Информационное Агентство в Париже уличено в преступном распространении ложных сведений. Пытаясь обличить политику Израиля, журнал "СССР" -- орган Советского Посольства в Париже опубликовал клеветническую статью -- "Школа мракобесия", на основании которой ЛИКА (международная лига по борьбе с антисемитизмом и расизмом) вызвала на суд редакцию указанного журнала с обвинением в пропаганде расовой ненависти.Адвокаты ЛИКА-- Роберт Бадинтерн и Жерар Розенталь прибегли при этом к сенсационному свидетельству писателя Григория Свирского -- участника второй мировой войны в рядах Советскою Армии. (L'Express,2-8 апреля 1973 Париж) "В СССР ВЕЛИКОДЕРЖАВНЫЙ ШОВИНИЗМ ОКАЗАЛСЯ СИЛЬНЕЕ УЧЕНИЯ МАРКСА"