Алексей Писемский - Комик

– Что такое?

– Детей, мамочка! Хоть бы одного в целую жизнь бог дал на радость!

Рымов усмехнулся.

– Ты бы, мамочка, очень его любил?

Рымов не отвечал.

– Вдруг, Витя, у нас родится что-нибудь?

– Перестань, пожалуйста, болтать – мелешь бог знает что. Бабе за сорок, а думает еще родить.

– Где же, Витечка, за сорок?

– Сколько же?

– Тридцать два года всего, – отвечала, потупившись, Анна Сидоровна.

– Ах ты, сумасшедшая! Сто лет замужем, и все ей тридцать два.

– Как же сто? Всего пятнадцать.

– Ну, пятнадцать! Да замуж вышла двадцати пяти.

– Это кто вам сказал, что двадцати пяти! Всего семнадцати лет.

– Ну ладно: отвяжись!

– Ты все, мамочка, меня обижаешь; как над какой-нибудь дурой все смеешься. Изменял несколько раз, так уж, конечно, жена не может нравиться. Не скучайте, Виктор Павлыч! Может быть, нынешнюю зиму бог и приберет меня, будете свободны – женитесь, пожалуй! Возьмете молоденькую, а я буду лежать в сырой земле.

При последних словах Анна Сидоровна заплакала.

– Тьфу ты, дурацкая баба, – проговорил Рымов и плюнул.

– Плюйте, Виктор Павлыч! Бог с вами, плюйте! Я давно уже вами оплеванная живу.

– Да ты хоть кого выведешь из терпенья: или целуется, как девчонка какая, или капризится. Ревность съела!.. К кому, матушка? И людей-то никого не вижу, – весь всегда перед тобой.

– А прежде-то что ты делал на этом мерзком театре? Прежде-то как изменял, – это забыл?

– Ну да, как же! Очень всем нужно было меня. Тебе еще мало, что меня душит целые дни тоска, – мало этого, что бывают минуты хоть резаться, – произнес Рымов и бросился на кровать.

Несколько минут продолжалось молчание.

– Мамочка, что это ты говоришь! – начала Анна Сидоровна, вставая и подходя к мужу. – Зачем ты это говоришь? Я думаю, страшно.

– Страшно? Нет, моя милая, не умереть, а жить, как я живу, страшно.

Анна Сидоровна опять села на постель.

– Витечка! Что это такое? Я лучше сама за тебя умру!

Комик отворотился к стене и начал чрезвычайно впечатлительным голосом:

– «Умереть!.. Уснуть!.. Но, может, станешь грезить в том чудном сне, откуда нет возврата, нет пришлецов!..» [8]

Анна Сидоровна сидела, подгорюнившись.

Послышался в сенях сильный стук.

– Кто-то, должно быть, приехал, – воскликнула Анна Сидоровна, вскочив.

– О, черт бы драл! – проговорил Рымов и захлопнул дверь.

В первой комнате кто-то кашлял.

– Поди, мамочка, какой-то мужчина, – сказала Анна Сидоровна, заглянув в щелку.

Рымов с досадою надел пальто и вышел.

Перед ним стоял Аполлос Михайлыч.

Разговор несколько минут не начинался.

Дилетаев был поражен наружным видом комика, который действительно был очень растрепан; стоявшие торчками во все стороны волосы были покрыты пухом; из-под изношенного пальто, застегнутого на две только пуговицы, выбивалась грязная рубашка; галстука совсем не было; брюки вздернулись и тоже все были перепачканы в пуху.

– Честь имею кланяться, – заговорил, наконец, Аполлос Михайлыч, – не обеспокоил ли я вас; вероятно, вы отдыхали после обеда?

– Да-с, – отвечал Рымов.

– Не знаю, нужно ли мне рекомендоваться вам, но, впрочем… Аполлос Михайлыч Дилетаев.

Хозяин поклонился, гость сел и, опершись на свою палку, начал следующим образом:

– Первоначально позвольте узнать ваше имя и отечество?

– Виктор Павлыч.

– Вчерашний день, Виктор Павлыч, я имел удовольствие слышать о вас чрезвычайно лестные отзывы; но предварительно считаю нужным сообщить вам нечто о самом себе; я немного поэт, поэт в душе. Поэт, так сказать, по призванию. Не служа уже лет пять и живя в деревенской свободе, – я беседую с музами. Все это вам потому сообщаю, что и вы, как я слышал, тоже поэт, и поэт в душе.

– Я ничего не пишу.

– Да… но это все равно – вы актер!

Рымов покраснел.

– Я это хорошо знаю и поэтому решился обратиться к вам с предложением: не угодно ли вам принять участие в благородном спектакле, который будет у меня в доме?

Рымова подернуло.

– Я давно уж отстал и отвык, – произнес он.

– Не беспокойтесь, я эти вещи очень хорошо понимаю, – художник до самой смерти остается художником.

– Я не знаю-с, могу ли теперь за себя ручаться.

– Опять повторяю: не беспокойтесь! Мы имеем для вас превосходную роль. Это, знаете, этакого дикого, застенчивого мужчину в пиесе «Женитьба», из которой дано будет несколько явлений. Сколько я могу вас понимать, то эта роль будет вам очень по характеру, и вы отлично ее выполните.