Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 4. Материалы Севастопольского периода

По долгу присяги, а еще бол ѣе по чувству челов ѣка, не могу молчать о зл ѣ, которое открыто совершается передо мной и очевидно влечетъ за собой погибель миліоновъ людей – погибель силы, достоинства и чести отечества. —

Стоя по своему рожденію и образованію выше среды, въ которую поставила меня служебная д ѣятельность, я им ѣлъ случай изучить зло это до мал ѣйшихъ грязныхъ и ужасныхъ подробностей. – Оно не скрывалось отъ меня, бывъ ув ѣрено найти во мн ѣсочу[в]ствіе, – и я способствовалъ ему своимъ безд ѣйствіемъ и молчаніемъ. Но нын ѣ, когда зло это дошло до посл ѣднихъ пред ѣловъ, посл ѣдствія его выразились страданіями десятковъ тысячъ несчастн[ыхъ] и оно грозитъ погибелью отечества, я р ѣшился, сколько могу, д ѣйствовать противъ него перомъ, словомъ и силою.

Зло это есть развратъ, пороки и упадокъ духа Русскаго войска. Въ Россіи, столь могущественной своей матерьяльной силой и силой своего духа, н ѣтъ войска; есть толпы угнетенныхъ рабовъ, повинующихся ворамъ, угнетающимъ наемникамъ и грабит[елямъ] и въ этой толп ѣн ѣтъ ни преданности къ Царю, ни любви къ Отечеству – слова, которыя такъ часто злоупотребляютъ, ни рыцарской чести и отваги, есть съ одной стороны духъ терп ѣнія и подавленнаго ропота, съ другой духъ угн ѣтенія и лихоимства. —

И скорбны и непостижимы явленія нын ѣшней войны! Россія, столь могущественная силой матерьяльной, еще сильн ѣйшая своимъ духомъ – любовью къ Царю и Отечеству, Россія, столько л ѣтъ кр ѣпчавшая подъ мудрою, мирною державою, 9 не только не можетъ изгонять дерзкой толпы враговъ, ступившей на ея землю, но при вс ѣхъ столкновеніяхъ съ 10 ними – скажу правду – покрываетъ срамомъ свое великое имя. – Нравственное растл ѣніе войска: вотъ причина сихъ печальныхъ явленій. —

Изъ какихъ началъ состоитъ наше войско? – солдаты, офицеры, генералы, Главнокомандующіе.

Солдатъ – бранное поносное слово – въ устахъ нашего народа, солдатъ существо, движимое одними т ѣл ѣсными страданіями, солдатъ существо грубое, груб ѣющее еще бол ѣе въ сфер ѣлишеній, трудовъ и отсутствія основаній образованія, знанія образа правленія, причинъ войны и вс ѣхъ чувствъ челов ѣка. Солдатъ им ѣетъ по закону только строго необходимое, а въ д ѣйствительности мен ѣе того, чтобы не умереть челов ѣку сильнаго сложенія – отъ голода и холода слабые умираютъ. Наказаніе солдата за мал ѣйшій проступокъ есть мучит[ел]ьная смерть, высшая награда – отличіе, дающее ему право, присущее челов ѣку, – быть не битымъ по произволу каждаго. Вотъ кто защитники нашего отечества.

У насъ есть солдаты 3-хъ родовъ – я говорю про армейскихъ, которыхъ знаю. Есть угнетенные , угнетающіе и отчаянные.

Угнетенные – люди сроднившіеся съ мыслью, что они рождены для страданія, что одно качество возможное и полезное для него есть терп ѣніе, что въ общественномъ быту н ѣтъ существа ниже и несчастн ѣе его. Угнетенный солдатъ морщится и ожидаетъ удара, когда при немъ кто-нибудь поднимаетъ руку; онъ боится каждаго своего слова и поступка: – каждый солдатъ – годомъ старше его, им ѣетъ право и истязаетъ его, и онъ, угнетенный солдатъ, уб ѣжденъ, что все дурно, что только знаютъ другіе, хорошо же то, что можно д ѣлать скрытно и безнаказанно. Офицеръ вел ѣлъ дать 100 розогъ солдату за то, что онъ курилъ изъ длинной трубки, другой наказалъ его за то, что онъ хот ѣлъ жениться; его бьютъ за то, что онъ см ѣлъ зам ѣтить, какъ офицеръ крадетъ у него, за то, что на немъ вши – и за то, что онъ чешется, и за то, что онъ не чешется, и за то, что у него есть лишніе штаны; его бьютъ и гнетутъ всегда и за все, потому что онъ, – угн ѣтенный и потому что власть им ѣютъ надъ нимъ бывшіе угн ѣтенные – самые жестокіе угн ѣтающіе. Угн ѣтенный не получаетъ 1/ 3того, что ему даетъ правительство, знаетъ это и молчитъ, включая вс ѣхъ начальниковъ въ одно безъисключительное чувство подавленнаго презр ѣнія и не-любви – «господъ много, вс ѣмъ надо жить», вотъ его мн ѣніе. Зародышъ чувства мщенія есть въ душ ѣкаждаго, но оно слишкомъ глубоко подавлено угн ѣтеніемъ и мыслью о невозможности осуществить его, чтобы обнаруживаться. Но, Боже! какіе ужасы готовитъ оно отечеству, когда какимъ-нибудь случаемъ уничтожится эта невозможность. Теперь же чувство это являетъ себя въ т ѣминуты, когда мысль о близкой смерти уравниваетъ состоянія и уничтожаетъ боязнь. Въ бою, когда сильн ѣе всего должно бы было д ѣйствовать вліяніе начальника, солдатъ столько же, иногда бол ѣе, ненавидитъ его, ч ѣмъ врага; ибо видитъ возможность вредить ему. Посмотрите, сколько Русскихъ офицеровъ, убитыхъ русскими пулями, сколько легко раненныхъ, нарочно отданныхъ въ руки непріятелю, посмотрите, какъ смотрютъ и какъ говорятъ солдаты съ офицерами передъ каждымъ сраженіемъ: въ каждомъ движеніи, каждомъ слов ѣего видна мысль: «не боюсь тебя и ненавижу». Угнетенный солдатъ не боится ни физическихъ, ни моральныхъ страданій и оскорбленій: первыя дошли до такой степени, что хуже ничего не можетъ быть, – смерть же для него есть благо, – посл ѣднія, не существуютъ для него. Единственное наслажденіе его есть забвеніе – вино, и три раза въ годъ, получая жалованье 70 к. – эту горькую насм ѣшку надъ его нищетой, – онъ приходить въ это состояніе, несмотря ни на какія угрозы, – проздравляетъ , т. е. пропиваетъ жалованье. Солдатъ нашъ особенно храбръ, когда ведутъ его, – самъ идти онъ не можетъ, потому что не мыслить и не чувствуетъ, – храбръ потому, что мысль – авось все кончится, не оставляетъ его. —