Владимир Тендряков - Ночь после выпуска

Ольгу Олеговну школа сначала встретила равнодушно - молодой преподаватель истории, ничем, собственно, не выделяющийся. Она выделилась не преподаванием, не педагогическим мастерством, а неукротимым правдолюбием. Ольга Олеговна могла во всеуслышанье произнести то, о чем все осмеливались лишь шептаться по углам, заклеймить подхалимов, обличить зарвав-шихся, не считаясь ни с их властью, ни с их авторитетом. Она всегда шла напролом - пан или пропал - и почти всегда выходила победителем. В школе менялись директора, Ольга Олеговна оставалась бессменным завучем вот уже пятнадцать лет.

Она часто упрекала Решникова "за отшельничество", но уважала его за преданность своей науке. Науке, а не предмету - физике! Она сама давно уже не скрывала недовольства существу-ющими учебными программами. Решников и Ольга Олеговна скорей были единомышленниками, врагами же - никогда! И вот сейчас Решников поднялся, чтобы выступить против нее.

- Объясни.

Из-под сияющего лба Решников внимательно и долго вглядывался в Ольгу Олеговну, сидящую с вызывающе вскинутой головой.

- Тут ты вся: зовешь - делай, и не замечаешь, что уже делается. Кричишь - вперед! И хватаешь за полу - стой, не смей шевелиться!

- Не говори шарадами, Павел.

- Хочу сказать, что я много лет стараюсь развивать увлечения своих учеников, а ты меня постоянно одергивала: пестуешь любимчиков!

- Я и сейчас против, чтоб кто-либо из педагогов выделял любимчиков. И какая тут связь с увлечением?

- Прямая.

- Не вижу.

- Я люблю свою науку, мечтаю подарить ей талантливых ученых. Надеюсь, что ты не собираешься тут меня осуждать?

- Нет.

- По тогда можно ли меня судить, что я прохладен к тем, кто, мягко выражаясь, от природы не даровит к физике, не любит ее?

- Наверное, нельзя.

- Вот именно, как нельзя упрекать меня и за то, что я пристрастен к тем ученикам, в которых природа вложила способность увлекаться физикой. И чем больше ученик увлечен, тем сильней он должен мне правиться. Естественно это или нет, Ольга Олеговна?

Ольга Олеговна помолчала секунду, тряхнула волосами:

- Естественно!

- Но нужно ли скрывать мне это естественное чувство, делать вид, что для меня все ученики одинаковы, ничем друг от друга не отличаются?

На этот раз Ольга Олеговна не ответила.

- Делать вид - не отличаются и стараться не отличать неспособных от способных, равноду-шных от увлекающихся. Да как же мне после этого развивать увлечение, за которое ты так горячо ратуешь? Но если я начну отличать, а значит, и выделять одних перед другими, ты же первая меня попрекнешь - любимчиков пестуешь? И ты, право, недалека от истины: да, я каких-то люблю больше, каких-то меньше. Люблю потому, что они надежда той науки, преподаванию которой я посвятил жизнь, люблю потому, что рассчитываю - с моей помощью они могут стать чрезвычай-но ценными членами общества.

- Ну, а как быть с остальными?..- спросила Ольга Олеговна.- С теми, Павел, кто не оказался достойным моей любви?

- Я им стараюсь дать общее понятие о физике. Не больше того.

- Они для тебя второй сорт люди, парии. Не так ля?

- Э-э нет! Я никак не исключаю, что среди них могут быть не менее, а еще более талантливые натуры. Но уже не в моей области. Лицеист Пушкин, увы, был зауряден в математике, наверное, и в физике тоже, если б ее преподавали в Царскосельском лицее. Представь, что я стану развивать природные способности нового Пушкина, я, не сведущий в поэзии, не чувствующий ее. Нет, пусть им занимаются другие, иначе загублю драгоценный талант.

Ольга Олеговна склонила к столу отягощенную волосами голову.

- Хорошо, Павел, согласимся, что тут ты прав. Но разве эта моя вина столь велика, что дает тебе право говорить - я опаснее Зои Владимировны?

Решников досадливо крякнул:

- Зоя Владимировна своего огня не раздует, но и моего не потушит. А ты можешь потушить.

- Что бы ты хотел от меня?

- Одного - не мешай мне возделывать свой сад.

- Каждый должен возделывать свой сад? И только?..

- Да. Без помех!

- В одиночку?

- Если я в своем труде рассчитываю на кого-то, я или плохой работник, или просто-напросто лодырь.

Сидевший рядом с Решниковым Иннокентий Сергеевич повернул к нему асимметричное суровое лицо.

- Ты так сердито разругал сейчас Ольгу и так жалко посоветовал,произнес он.

- Это все, что я знаю.

- Теперь все делается коллективно - все! - от канцелярских скрепок до космических ракет. А ты нам предлагаешь убого-единоличное - пусть каждый возделывает свой сад.