Владимир Тендряков - Ночь после выпуска

- Сам ярлыки клеишь, обзываешься, как баба в очереди, а еще обижаешься - груб, извиним!

- Мы обычно спорим на публику, но однажды схлестнулись с глазу на глаз. Он стал свысока судить о моих картинах, а я сказал, что его вкусы ничем не отличаются от вкусов какого-нибудь Петра Сидорыча, который не морщится от кислой банальности. И, представьте, он согласился: "Да, я Петр Сидорыч, рядовой зритель, то есть народ, а ты, мазилка, антинароден". Я засмеялся и сказал, что преподнесу ему на день рождения народную картину - лебедей на закате, и непре-менно с надписью: "Ково люблю - тово дарю!" Он надулся и, казалось, ничего особенного, все осталось как было - ходили по школе в обнимочку.

- Вот ты о чем!.. О выступлении...

- Да, о том. Должна была открыться выставка школьного рисунка. Не у нас - в областном Доме народного творчества. Событие! С этой выставки лучшие работы должны поехать в Москву. Хотелось мне попасть на эту выставку или нет?.. Хотелось! И он это знал. Но... Но выступил на комитете комсомола... Что ты там сказал обо мне, Генка?

- Сказал что думал. Хвалить я тебя должен, если у меня с души прет от твоих работ?

- Но при этом ты ходил со мной в обнимочку, показательно спорил, играл в волейбол... И ни слова мне! За моей спиной...

- А что я мог тебе сказать, если и сам не знал, о чем пойдет речь на комитете...

- За моей спиной ты продал меня!

- Я говорил только то, что раньше... Тебе! В глаза!

- Нет, мне передали: ты даже растленность мне вклеил... В глаза-то говорил пообкатанней, боялся - отобью мяч в твои же ворота.

- А тебе не передали, что я талантливым тебя называл?

- Вот именно, чтоб легче подставить ножку... Ходил в обнимочку, а за пазухой нож держал, ждал случая в спину вонзить.

С минуту Генка ошеломленно таращил глаза на Игоря, а тот целился в него носом - отчужденно-спокоен.

- Ты-ы!..

Игорь пожал плечами:

- Сам просил - я не набивался.

- Ты-ы!.. Ты-ы меня!.. Носил за пазухой!..

- Сказал факты, а вывод пусть делают другие.

Генка, сжав кулаки, шагнул на Игоря:

- Я те-бе!..

Игорь распрямился, выставил темный подбородок.

- Давай,- тихо попросил он.- Ты же самбист, научен суставы выворачивать.

Генка остановился, хрипло выдохнул:

- Сволочь ты!

- Я сволочь, ты святой. Кончим на этом. Аминь.

- И правда кончим,- откликнулась Вера с жалобно округлившимися глазами.- Господи! Если б я знала...

- А ты ждала, что я все съем!

- Пусть меня лучше, не надо его больше, ребята. Пусть лучше меня!..Вера всхлипнула.

- Пожалела. Спасибо большое! Только я не нуждаюсь в жалости! Давайте, давайте до конца! Все раскройтесь, чтоб я видел, какие вы... Сократ, валяй! Ну! Твоя очередь!

Генка кричал и дергался, а Сократ, как ребенка, прижимал к животу гитару.

- Я бы лучше вам спел, фратеры.

- Тут на другие песни настроились, разве не видишь? Не порти хор.

- А я что, Генка... У нас с тобой полный лояль.

- Не бойся, его не ударил и тебя бить не стану. Дави!

- Для меня ты плохого никогда... Конечно, что я тебе: Сократ - лабух, Сократ Онучин - бесплатное приложение к гитаре. А кто из вас, чуваки, относится с серьезным вниманием к Сократу Онучину? Да для всех я смешная ошибка своей мамы. У нас же праздник, фратеры. Мы должны сегодня петь и смеяться, как дети.

Эх, дайте собакам мяса,

Авось они подерутся!..

- Моя очередь.

Натка не спеша разогнулась, твердые груди проступили под тонким платьем, блуждающая улыбочка на полных губах, под ресницами - убийственно покойная влага глаз.

Никому сейчас не до улыбок. Генка замер с перекошенными плечами...

11

Двадцать с лишним лет назад они пришли в школу - трое педагогов со студенческой скамьи, два парня с колодками орденов и медалей на лацканах поношенных пиджаков и девица с копной волос, с изумленно распахнутыми глазами. Школа встретила их по-разному.

Иннокентия Сергеевича - уважительно. Раненный под Белгородом, он слишком наглядно носил на себе след войны - пугающий лиловый шрам на лице, и в то же время он не кичился фронтовым прошлым, не требовал привилегий, держался скромно, преподавал толково, о нем сразу же установилось прочное мнение - надежный работник, образец для подражания.

Павел Павлович Решников, тоже фронтовик, трижды раненный, награжденный орденами, с ходу вошел в конфликт со школой. Он считал, что школьные программы по физике устарели - нельзя преподавать лишь законы Ньютона, когда современная наука живет открытиями Эйнштей-на,- начал преподавать по-своему. Остальных преподавателей тогда вполне устраивали привыч-ные программы, все они были старше Решникова, а потому резонно замечали, что яйца курицу не учат, на экзаменах с пристрастием спрашивали с учеников не то, чему их учил Павел Павлович. До полного разрыва со школой у него не дошло, он по-прежнему преподавал физику не строго по программам и не по учебникам, но делал это уже осторожно - инспекторские проверки никогда не заставали его врасплох, его ученики достаточно хорошо знали программный материал. Сам же Павел Павлович являлся в школу, чтоб дать уроки и исчезнуть. Ни с кем из учителей он не сходил-ся, не вступал в споры, не навязывал своих взглядов. Его кто-то назвал однажды - вечный гастролер. На это он спокойно возразил: "Смотря для кого. Ученики меня так не назовут". У Павла Павловича среди учеников всегда были избранники, которых он приглашал даже к себе на дом, снабжал книгами.