Владимир Тендряков - Рассказы радиста

В стороне сидит смущенный и надутый Оганян. Неужели донес? Такого еще не случалось. Вряд ли...

Начальник связи поднял на меня по-начальнически беспощадный взгляд:

- В-вы!.. Вы кто так-кой?..

Называет меня на "вы", - значит, табак, попал не в добрую минуту.

- В-вы кто такой, спрашиваю?.. Мол-чать!.. Ка-ак стоите? Где выправочка?

Я рад бы встать по всем правилам устава навытяжку, но землянка низкая, упираюсь пилоткой в бревенчатый накат.

- В-вы с кем пререкались? Кто он вам?! Может, он ваш подчиненный? Может, в-вы завтра мной захотите командовать? Может, мне сейчас вскочить и встать по стойке "смирно"?.. Мол-чать!

Молчу. Кошусь на оскорбленно надутое лицо Оганяна и гадаю: он или не он? Похоже, до меня начальник связи песочил самого Оганяна.

- Распустили вас! Интел-лигенция! Жирком заросли, от сна опухли! Ф-философствуете!..

И мне вдруг стало весело: "Чеши, чеши себе на здоровье. Брань на вороте не висит... А что ты со мной сделаешь? Ну-ка... Не расстреляешь, выкуси, вина не та. В стрелковую роту пошлешь - нашел чем испугать".

И верно, начальник связи по моему лицу понял: как ни кипятись - не проймешь. Он в сердцах гаркнул:

- Десять суток строгого ареста!

Мы с Оганяном переглянулись: "На фронте - и арест! Ну, брат, оторвал".

- Лейтенант Оганян! Обеспечьте!

Хорошо сказать: "Обеспечьте!"

Случалось рыть разные землянки в обороне, но чтобы была при штабе полка когда-нибудь вырыта землянка гауптвахты - не приходилось видеть ни мне, ни Оганяну.

"Обеспечьте..."

У Оганяна был сумрачно-сконфуженный вид.

- Куда я тебя обеспечу?

- Это уж не моя забота, - ответил я, демонстративно снимая пояс, протягивая своему озадаченному начальнику.

- Испорченный человек... Что из тебя вырастет?..

- Не имею понятия.

- Надо было заварить кашу... - Он мял мой ремень, не зная, в какую сторону направиться.

- Я не виноват, что дошло до начальства, - съсхидничал я.

- А я виноват?.. Думаешь, я донес? А? - возмутился Оганян, возмутился искренне.

Но приказ есть приказ - нужно выполнять.

Оганян, страдая оттого, что ведет без пояса под арест своего подчиненного под взглядами разведчиков, телефонистов, часовых из комендантского взвода, вяло шагал впереди меня для того, чтобы не подумали - конвоирует, и просто из принципа "глаза бы мои на тебя не глядели".

Армейская истина гласит: ничего нет невыполнимого. Нашлось место и для "губы".

В то время когда мы только что располагались в обороне, связные ПСД на скорую руку выкопали себе крошечную землянку - сойдет, не простоим долго. Но время шло, мы не снимались с насиженного и уж вовсе не такого плохого места. Связным надоело спать по очереди: они отгрохали обширную жилплощадь с просторными нарами, с двойными накатами. Старую землянку бросили.

Она и спасла Оганяна. Не случись ее, ему пришлось бы уступить мне свою собственную персональную землянку, а самому спать на моем месте, на общих нарах.

- Сиди, - сказал он. - Сейчас часового пришлю.

И ушел, забыв забрать мой ремень.

Часовым оказался не кто иной, как Витя Солнышко. Он принес с собой чью-то винтовку и явно недоброжелательное отношение ко мне.

- Ребята купаться собрались, - сообщил он.

- Не выйдет. Сторожи-ка меня, не то сбегу.

- Да беги, с плеч долой. Купаться бы пошел. Пододвинься, что ли?..

Я пододвинулся, мой часовой поставил мне в ноги винтовку, улегся рядом.

Все нары этой землянки были засыпаны письмами. Мы лежали прямо на них.

ПСД - пункт сбора донесений. Отсюда легкие на ногу связные бегают по подразделениям, приносят сведения. Если мы, радисты, - более современная связь по сравнению с телефонистами, то связные ПСД, должно быть, ведут свою родословную от того греческого парня, который принес из-под Марафона в Афины лавровую ветку.

Но ПСД в полку заменяет еще и почтовую контору. Сюда доставляются письма, те же связные их разносят. Здесь, в бывшей землянке ПСД, остались лежать какие-то письма, и лежат уже больше недели.

Я взял письмо, поперек адреса жирно выведено: "Выбыл". Другое - "выбыл", третье, четвертое... Кто-то убит, кто-то ранен; наверно, есть и просто откомандированные, - на всех одно и то же слово: "Выбыл", не сказано лишь куда - в другую часть, в госпиталь или на тот свет.

Знаю, непорядочно читать чужие письма. Знал это и тогда.

Найди мы случайно оброненное письмо, в голову бы не пришло вскрыть, полюбопытствовать, наверняка постарались бы доставить тому, кому адресовано. Но тут письма - б ы в ш и е, ничьи. И еще, наверно, человек под арестом позволяет себе больше, потому что считает себя вне закона.