Маргарита Имшенецкая - Забытая сказка

О прошлое, как ты сильно, и как ты властно. Дорогие ушедшие, вы живы, живы, вы здесь, вы опять со мною. Кажущаяся мертвая тишина что-то шептала, причудливые тени сумерек шевелились. Тот неизвестный жуткий властитель этого нежилого дома-склепа предъявлял мне права сильного. Сердце мое колотилось, нервы напрягались до крайности, я прислонилась к стене, боясь упасть, так кружилась голова. Я всеми силами сопротивлялась невидимой, неведомой силе, которая, казалось, подкарауливала каждое мое неловкое движение, чтобы броситься овладеть мною. Мне чудилось, что она не отрывала от меня своих слепых ужасных глаз, следила, оковывала, парализовала волю, рассудок. О, это был не страх, это было более ужасное, я находилась на границе безумия.

Пушечный выстрел послышался совсем близко. С этой стороны велось наступление на город. Это сразу привело меня в себя, и я вспомнила, зачем я приехала. Трех четвертей керосина, привезенных мною в чемодане, вполне хватило, чтобы смочить портьеры, облить ковчег, лестницу наверх, в мои комнаты, бильярд в библиотеке, плеснуть на рояль, разлить по полу зала, столовой, коридора, вплоть до комнаты Димы, и как можно больше под его дверь, чтобы ни в коем случае не уцелела эта часть дома. Важно, чтобы огонь захватил весь дом, а не часть его. Все должно сгореть, сгореть дотла. Когда сине-желтые огоньки побежали к портьерам зала и столовой, я бросила спичку в рояль, потом в коридор, и, убедившись, что огонь сейчас начнет лизать двери комнаты Димы, я вышла и заперла двери на ключ.

Отъехав с полверсты, с пригорка, я вглядывалась в темноту сумерек, отыскивая признаки пожара. Мы въехали в лес, затем на тракт. Меня била лихорадка. Я с нетерпением считала версты. Вот поворот, вот еще, и за последним начнется самый большой подъем. С макушки горы на много верст видно кругом. Слева, где должен находиться домик в лесу, горела большая яркая свеча, заливая багровым заревом небосклон.

— Глянь-ка, глянь-ка, Татьяна Владимировна, как полыхает, точно у нас, — воскликнул Степан.

— Еще чего выдумал! Гони лошадей, пошел!

До самого спуска с горы до поворота, не опускала глаз с яркого костра, оторваться не могла… Очнулась я уже в городе, словно сама на пожарище побывала и слышала, как струны рояля жалобно лопались, плакали, стонали, как стекла из огромных окон сыпались, звенели, видела, как колонны столовой падали, как верх провалился, как огонь Димину комнату охватил, видела, видела, как Заморская Царевна и ее терем заживо сгорели.

Больше меня ни о чем не спрашивайте.

Через час по прибытии в город, я покинула его навсегда, присоединясь к тысяче тысяч бездомных.

Вот как закончила няня Карповна последнюю сказку уже не девочке Тане, а взрослой Татьяне Владимировне:

— Повис Иван Царевич на тонком, тонком бревнышке над пропастью. Скрипит бревнышко, потрескивает, ковер самолет и шапку невидимку обронил Царевич. И сам упал в пропасть, в пропасть бездонную, и увел с собою и Змея Горыныча, и Бабу Ягу, и колдуна, и колдунью, и всех богатырей, и все былины, и всю красоту старины, и все-все сказки, на Руси сложенные.

— Вернется ли опять Иван Царевич? А сказка тоже вернется?

На это ответ няня Карповна не дала…