Александр Левитов: Расправа

– Запили наши мироеды, должно быть, на много рублев, – с завистью толковали не попавшие в пир мужики.

– Козлихе теперича, бедной, надо думать, дюже достанется, потому всех горлопятов-то Федот Иванов на правленское крыльцо пить созвал, – соболезновали бабенки.

И действительно, с правленского крыльца по всему селу раздавалось пьяное гуденье, обрекавшее на погибель серую бабочку, разбранившуюся вчера с Федотовой старухой. Голос угостителя покрывал собою голоса всех.

– Известно, бабы люты на брань, – толковал он собранию, обнося всех водкой. – Потачки своей старухе я не дал, потому ярка Козлихина в самом деле ко мне на двор забежала. Только рази могла Козлиха сыновей моих ворами и разбойниками, а меня жидом и иудой ругать? Хорошо она это сделала или нет?

– Што тут хорошего… – согласно отвечали прихлебатели.

– Приятности тут точно что малость, – поддерживал писарь, заряжаясь под шумок стаканищем.

– Бездельница она выходит, Козлиха-то, вот что! – с тихой, но просящей улыбкой ввернул свое словцо сторож Василий.

– Што же ты, братец ты мой, по очереди ко мне не подходишь? – с удивлением спросил его дядя Федот.

– Да так, Федот Иваныч; не пристойно нам, малым людям, вравне с богатыми компанию держать, – вежливо отвечал Василий, выламывая стакан.

– Поруху она чести моей великую нанесла, – ораторствовал дядя Федот. – Опять же, в бедности такой находимшись, Козлиха богатому человеку должна уважение всякое воздавать, а она вот куда затесалась – в брань! Ежели бы она с старухи моей за лютость ее не взыскала, я к ярке-то ее баранчика своего еще бы придал; а она, про богачество мое позабымши, сама, сказываю, при бедности при своей пустилась в брань.

– В брань? – раздавалось в толпе. – Ах ты господи!

– Следствует ее теперича сюда привесть и наказание мирским судом положить, – за то я вас и пою, – закончил дядя Федот.

– Как не наказать? – согласно запел хор. – Бабенка она вдовая, убогая; уму-разуму беспременно научить ее надоть.

– Мы это живо скомандуем! Мы ее, Козлиху безрогую, с одного маху сюда предоставим, – улыбался сторож, накидывая на плечи дырявый армячишко.

– Ббу-у-у! Трры-рр-ры! – заревела пьяная толпа на предоставленную с одного маху Козлиху.

– Ты какими делами занялась? – азартно спрашивал ее писарь.

– Почто ты людей почище себя обижаешь? – кричали из толпы.

А Козлиха стоит так-то, сама в землю потупилась, красная вся. И конфузно-то ей и досадно, потому зло взяло, что за ее же добро ее же и судят теперь на миру и ругают.

– Православные! – взмолиться она было со слезами попробовала, – вы ведь все хресты носите…

А сама перед крыльцом наземь упала, как бы в ноги всему сходу кланялась.

– Вот, сейчас умереть, пречудная бабенка какая! – с насмешливой улыбкой толковал Козлихе арестовавший ее сторож. – Нечего в ногах-то валяться, а лучше штраф приготовь поскорей, потому без штрафу тебе быть невозможно. Рази не видишь, глупая, какая тут махина вина выпита? Должна ли ты после того нас угостить, али нет? Сказывай?

– Васильюшка! Кормилец ты мой! Где же я теперича возьму этот самый штраф?

– Ах ты голова с мозгом! – возражал ей Василий. – Рази мир-то без угощения когда расходился? Ему, уж коли он собрался, вот как надобно выпить – вплоть!

– Веди-ка ты ее, Василий, без разговора в чулан, – скомандовал писарь. – Мы ее там ублаготворим. Перестанет она с богатыми людьми в ругательство вступать.

– Отец родной! Микита Иваныч! – завопила Козлиха. – За какую же провинность в сарай меня весть велишь?

– Разговаривай! – крикнул писарь.

Сторож как бы колебался тащить бабенку.

– Я так полагаю, Микит Иваныч, как мое рассуждение есть, может, она насчет штрафу осилит как-нибудь, – вмешался он.

– Вправду, может, она как-нибудь на четвертинку собьется. Выпить бы теперича, признаться, знатко бы, – вступились мужики.

– Штраф штрафом, – возразил заступникам дядя Федот, – а блох из нее выпужать беспременно следует, потому я вас для самого этого дела и вином поил.

– Ну ин в самом деле, ребята, прохворостить ее. Што же мы, вправду, задарма, што ли, вино-то пили? – единодушно согласились на крыльце.

Василий потащил Козлиху в пожарный сарай… а между тем услужливая сходка с шумом и гарканьем распивала третью четверть благодарного дяди Федота.

– Вот те и вся недолга! – радостно вскрикнул сторож, взбегая на крыльцо. – Пробрал я ее, как и быть надоть. До новых веников не забудет.

Козлиха съежилась в своем изорванном зипунишке, так что казалась гораздо меньше, чем на самом деле.