Алексей Толстой - Случай на Бассейной улице

Мэри повела Михаила в бар - показать "Тыкву". При одном взгляде на нэпмана у Михаила завалилось сердце черт знает куда: "Тыква" оказался огромного роста, тучным мужчиной с сизо-бритым жирным лицом, в котором было что-то бабье. Лоб у него зарос волосами почти до бровей. Одет шикарно, во все новое, заграничное. На мизинце - большой бриллиант. Окруженный девицами, он благополучно пил боржом.

Мери зашептала Михаилу:

- Семья у него в Москве. Здесь он наездом, ворочает делами. И все удивляются, почему он не в Соловках. Так что вдвойне надо торопиться.

Она встала и особой походочкой (у Михаила сразу защемило в животе от ревности) прошла мимо "Тыквы", покачивая бедрами. Он протянул к ней руку на весь бар брызнули лучи из перстня.

- Цыпка, блондиночка, садись...

- Я занята, - строптиво ответила Мери.

Он все же поймал ее руки, привлек к себе и долго о чем-то шептал на ухо. Мери освободилась, пожала плечами, отошла. Михаил видел, как "Тыква" вытащил платок и вытер жирное лицо и шею под шелковым воротником.

Этот нэпман в баре казался видением из далекой и волшебной жизни великосветских бандитов. Все дальнейшее было делом одной Мери, Михаил исполнял только приказания. Она отыскала комнату с отдельным ходом и ключом на Бассейной улице, где могла бывать не прописываясь. (Хозяйка комнаты жила в Сестрорецке.) Она заставила Михаила ходить по следам за "Тыквой" из банка в банк - собирать точнейшие сведения о его денежных операциях. Михаил видел за окошечками в банках толстые связки червонцев: очевидно, все эти несметные богатства принадлежали "Тыкве". Мери и Михаила трясла лихорадка. Нэпман каждый вечер приходил в бар и интересовался Мери. Но она ни разу не подсела к его столику - дразнила издали.

И вот, когда все было готово, Мери сказала Михаилу:

- Сегодня приходи на Бассейную к десяти часам. Не забудь - захвати револьвер... Голыми руками не справишься.

Михаил по пути домой купил сороковку и выпил ее в парке. Думал, что подействует, но мороз продолжал драть по коже. Он валялся на кровати, курил, прятал голову под подушку, хрустел пальцами. Когда в столовой, где отец читал газету, пробило девять, Михаил сорвался с постели, вынул из стола револьвер и мелко-мелко закрестился...

К десяти часам он был на Бассейной. Мери открыла ему дверь. Зашептала, втаскивая в комнату:

- На лестнице никого не встретил? Тише, тише, молчи, ни слова. Почему от тебя водкой несет? Струсил?

- Ничего подобного... Сама трусишь...

- Не гуди... Не стучи каблуками. Слушай меня внимательно... Ты здесь останешься... Я уйду... Когда услышишь, что я его привела, что я отворяю дверь, - ты станешь вот за эту портьеру. И ты там стой, не дыши, не шевелись, что бы я ни делала... Когда увижу, что он уже пьяный, - я хлопну в ладоши. Ты, значит, и выскакивай с револьвером...

Мери надела розовую шляпку, живо напудрилась, взбила височки перед зеркалом и убежала. Михаил остался один. Что он переживал за эти два часа до появления нэпмана? Никогда впоследствии он не мог толково рассказать об этом; установлено только, что выпил большой графин воды и часть воды из умывальника.

Ровно в двенадцать часов послышалось на лестнице кошачье хихиканье Мери, зашуршал ключ в замке. Михаил, как привидение, ускользнул за портьеру, прикрывавшую дверной вырез в капитальной стене, и там стоял, обливаясь потом, смертно боясь чихнуть.

Первой в комнату вошла Мери, за ней нэпман с шампанским и фруктами. Он посапывал от одышки и сейчас же повалился в кресло. Мери не переставая говорила, хихикала, как-то особенно ходила по комнате: "Тыква" старался поймать ее, посадить на колени, она со смешком увертывалась. Тогда он хлопнул пробкой:

- Ну, пить - так пить... Хотя я и не большой охотник. Я скоро пьянею.

- Ах, как я люблю шампанское, вы поверить не можете! - пищала Мери. Я могу выпить три бутылки.

- За что же мы пьем?

- За ваше будущее.

- Ишь ты, как подковырнула... За лучшее будущее! Эх, черт возьми, девчонка, тебе и во сне не увидать, как мы раньше жили. В Вилла-Родэ на серебряной посуде кушали, а какие были женщины - с ума сойти... А теперь вот таким огрызочком довольствуюсь, как ты... Ну, ну, не сердись.

- Нет, рассержусь... Во всяком случае, пейте.

- Иди ко мне!.. Какая ты вертлявая!

- Сяду, но только выпейте.

- За что еще?

- За наши отношения в дальнейшем.

- Вот куда гнешь... Отчего же, посмотрю, какая ты сладенькая...

Он откупорил вторую бутылку. Мери сидела у него на коленях, брыкая ногами. Он захмелел и целовал Мери... Она же все не подавала знака смеялась, пила, бросала в зеркало апельсинные корки...