Лев Толстой - Альберт

- Ну, а Лаблаш?

- Я его слышал еще в Париже в Севильском цирюльнике; тогда он был единствен, а теперь он стар, - он не может быть артистом, он стар.

- Что ж, что стар, все-таки хорош в morceaux d'ensemble, - сказал Делесов, всегда говоривший это о Лаблаше.

- Как что же, что стар? - возразил Альберт строго. - Он не должен быть стар. Художник не должен быть стар. Много нужно для искусства, но главное огонь! - сказал он, блистая глазами и поднимая обе руки кверху.

И действительно, страшный внутренний огонь горел во всей его фигуре.

- Ах, боже мой! - сказал он вдруг. - Вы не знаете Петрова - художника?

- Нет, не знаю, - улыбаясь, отвечал Делесов.

- Как бы я желал, чтобы вы с ним познакомились! Вы бы нашли удовольствие говорить с ним. Как он тоже понимает искусство! Мы с ним встречались прежде часто у Анны Ивановны, но она теперь за что-то рассердилась на него. А я очень желал бы, чтобы вы с ним познакомились. Он большой, большой талант.

- Что ж, он картины пишет? - спросил Делесов.

- Не знаю; нет, кажется, но он был художник академии. Какие у него мысли! Когда он иногда говорит, то это удивительно. О, Петров большой талант, только он ведет жизнь очень веселую. Вот жалко, - улыбаясь, прибавил Альберт. Вслед за тем он встал с постели, взял скрипку и начал строить.

- Что, вы давно не были в опере? - спросил его Делесов.

Альберт оглянулся и вздохнул.

- Ах, я уж не могу, - сказал он, схватившись за голову. Он снова подсел к Делесову. - Я вам скажу, - проговорил он почти шепотом, - я не могу туда ходить, я не могу там играть, у меня ничего нет, ничего - платья нет, квартиры нет, скрипки нет. Скверная жизнь! скверная жизнь! - повторял он несколько раз. - Да и зачем мне туда ходить? Зачем это? не надо, - сказал он, улыбаясь. - Ах, "Дон-Жуан!"

И он ударил себя по голове.

- Так поедем когда-нибудь вместе, - сказал Делесов.

Альберт, не отвечая, вскочил, схватил скрипку и начал играть финал первого акта "Дон-Жуана", своими словами рассказывая содержание оперы.

У Делесова зашевелились волосы на голове, когда он играл голос умирающего командора.

- Нет, не могу играть нынче, - сказал он, кладя скрипку, - я много пил.

Но вслед за тем он подошел к столу, налил себе полный стакан вина, залпом выпил и сел опять на кровать к Делесову.

Делесов, не спуская глаз, смотрел на Альберта; Альберт изредка улыбался, и Делесов улыбался тоже. Они оба молчали; но между ними взглядом и улыбкой ближе и ближе устанавливались любовные отношения. Делесов чувствовал, что он все больше и больше любит этого человека, и испытывал непонятную радость.

- Вы были влюблены? - вдруг спросил он.

Альберт задумался на несколько секунд, потом лицо его озарилось грустной улыбкой. Он нагнулся к Делесову и внимательно посмотрел ему в самые глаза.

- Зачем вы это спросили у меня? - проговорил он шепотом. - Но я вам все расскажу, вы мне понравились, - продолжал он, посмотрев немного и оглянувшись. - Я не буду вас обманывать, я вам расскажу все, как было, сначала. - Он остановился, и глаза его странно, дико остановились. - Вы знаете, что я слаб рассудком, - сказал он вдруг. - Да, да, - продолжал он, - Анна Ивановна вам, верно, рассказывала. Она всем говорит, что я сумасшедший! Это неправда, она из шутки говорит это, она добрая женщина; а я точно не совершенно здоров стал с некоторого времени.

Альберт опять замолчал и остановившимися, широко открытыми глазами посмотрел в темную дверь.

- Вы спрашивали, был ли я влюблен? Да, я был влюблен, - прошептал он, поднимая брови. - Это случилось давно, еще в то время, когда я был при месте в театре. Я ходил играть вторую скрипку в опере, а она ездила в литерный бенуар с левой стороны.

Альберт встал и перегнулся на ухо Делесову.

- Нет, зачем называть ее, - сказал он. - Вы, верно, знаете ее, все знают ее. Я молчал и только смотрел на нее; я знал, что я бедный артист, а она аристократическая дама. Я очень знал это. Я только смотрел на нее и ничего не думал.

Альберт задумался, припоминая.

- Как это случилось, я не помню; но меня позвали один раз аккомпанировать ей на скрипке. Ну что я, бедный артист! - сказал он, покачивая головой и улыбаясь. - Но нет, я не умею рассказывать, не умею... - прибавил он, схватившись за голову. - Как я был счастлив!

- Что же, вы часто были у нее? - спросил Делесов.

- Один раз, один раз только... но я сам виноват был, я с ума сошел. Я бедный артист, а она аристократическая дама. Я не должен был ничего говорить ей. Но я сошел с ума, я сделал глупости. С тех пор для меня все кончилось. Петров правду сказал мне: лучше бы было видеть ее только в театре...