Иван Бунин: Захар Воробьев

Захар, увлекаясь ладностью своего рассказа, точно прочитал последние слова. Без передышки, звучно и твердо передав заявление заседателя, он хотел было продолжать, но Алешка не вытерпел и крикнул:

- Потом доскажешь! Пей! Урядник, глянь-ка на часы-то.

- Успеется, успеется, - ответил урядник и подмигнул Алешке.

Но не заметил этого Захар.

- Да не гамазись ты, черт курносый! - гаркнул он добродушно. - Дай доказать-то! Я свою время знаю, - выпью, не бойся!

Ноги его твердо стояли на краюшках кованых каблуков, - он с гордостью выставил сапоги и порою без нужды подтягивал голенища, - лицо было красно, но еще не пьяно. Преувеличенно-низко раскланявшись с мужиком, проехавшим мимо в пустой телеге и внимательно оглядевшим его, он шумно, через ноздри дохнул, взял обеими руками борты жаркого полушубка, двинул ворот назад и продолжал, наслаждаясь яркостью картины, занявшей его воображение, игрой своего ума.

- "Катерина Галкина! - громко, грудью говорил он, изображая всех в лицах. - К допросу. Подойди поближе!" Подходит. "Слышала, что господин заседатель сказали?" "Слышала..." А сама плачет, заикается, ничего толком рассказать не может. "Правда ли, что твой муж безмен про господина заседателя упомянул?" - "Я, говорит, этого ничего знать не могу. Хотел муж беты вешать". - "Значит, ты от этого отказываешься?" - "Ничего про эти дела не знаю. Федька всему первый полководец. Его опросите - и дело к развязке, и греха меньше..." Кличут сейчас старуху Феклу. А старуха сухоногая, дерзкая, отвечает - ноздри рвет. "Имушшество, говорит, моя, за сына я не плательщица, по правам покойного мужа всем владаю, а у сына ничего нету, одни портки". - "А сын-то чей же?" - "Мой". - "А раз сын твой, и толковать нечего, за неплатеж имушшество отвечает. Ступай, не разговаривай, а за дерзкий ответ посажу тебя в арестанку на двое суток на хлеб, на воду..." Угомонил, значит, старуху. Вспрашивает, где церковный титор фетод Левонов? Подходит дочь его Винадорка. - "Иде отец?" - "В клети, после обеда отдыхает." - "Беги, зови его суда. Скажи, начальство требует..." А он через двор живет...

- Близко, значит? - перебил урядник и быстро переглянулся с Алешкой и кучером. - Так, так... Ну, доказывай, доказывай. Ты, брат, на удивление горазд рассказывать!

Он говорил что попало, лишь бы отвлечь внимание Захара, он, вынув часы и спрятав их между коленями, передвигал стрелку еще на десять минут вперед. И Захар, с просиявшим от похвалы лицом, еще шумнее выдохнул воздух, мотнул головой, отсаживая горячий густой мех полушубка от лопаток, и загудел еще выразительнее:

- Верно! Слухай же, не перебивай, а то осерчаю... Вижу, лезет из низкой клетки приземистый старик... Идет через дорогу в избу-без шапки, в розовой новой рубахе распояской, и ворот от жары расстегнул. А из избе выходит в новой теплой поддевке, подпоясан зеленой подпояской, шапку в руках несет. Подходит. Волосы густые, седые, разложены вроде как рожки у барана, на обе стороны. С урядником, с заседателем - за ручку. (Богатый, видать, старик.) Пошушукался что-й-то с ними, показывает на Сеньку. Потом вынимает большой гаман кожаный, стал отсчитывать трехрублевки обмороженными култышками... Потом Винадорку кличет. Приказывает самовар ставить, зовет к себе урядника и заседателя чай пить "Приходите мою охоту посмотреть, пчел моих, и какую я себе посуду завел. А еще кобылку мою гляньте. Ну, ясна, светла, - вся писаная, в яблоках!" - Смеется, моршшится, гнилые корешки в красном роте показывает... "Не посмотреть, говорит, нельзя, того лошадиный закон требует. А может, и сторгуемся, про что говорили- то..." И опять смеется, сипит, как змей. Пошел к избе, заскребает пыль сапогом по дороге хворсит...

- Форсит-то форсит, - опять перебил урядник, вынимая часы, - а ведь пять минут всего осталось. Тебе теперь одним духом надо допивать.

Лицо Захара сразу изменилось.

- Как? - строго крикнул он. - Да ты брешешь! Ужли цельный час прошел?

- Прошел, брат, прошел! - подхватили кучер и Алешка. Допивай, допивай!

Захар дохнул, как кузнечный мех, и закрыл глаза.

- Стойте! - сказал он. - Это не ладно. Вы меня смошенничали. Дайте еще сроку полчаса. Главная вещь, я сопрел весь. Жара! Август. Черт с вами, я вам лучше сам бутылку поставлю. А вы мне сроку накиньте... Ну, хоть доказать только дайте про этот самый суд! - попросил он сумрачно.

- Ага! Покаялся! - крикнул кучер насмешливо. - Жидок на расправу!

Захар остановил на нем кровавый, тяжелый взгляд. Потом, ни слова не говоря, взял бутыль за горло, до дна опорожнил ее, с краями наполнив корец, и до дна высосал его. И, слегка задохнувшись, грубо сказал: