Лев Толстой: Франсуаза

Гульба шла вразвал. Все полугодовое жалованье пошло за четыре часа разгула. К одиннадцати часам они все были уже пьяны и с налитыми кровью глазами несвязно кричали, сами не зная что. У каждого на коленях сидела девка. Кто пел, кто кричал, кто стучал кулаком по столу, кто лил себе в глотку вино. Селестин Дюкло сидел среди товарищей. Верхом у него на коленке сидела крупная, толстая, краснощекая девка. Он выпил не меньше других, но не был еще совсем пьян; у него в голове бродили кое-какие мысли. Он разнежился и искал, о чем бы заговорить с своею подругой. Но мысли приходили ему и тотчас же уходили, и он никак не мог поймать их, вспомнить и высказать.

Он смеялся и говорил:

- Так, так-то... так-то... И давно уж ты здесь?

- Шесть месяцев,- отвечала девка.

Он кивнул головой, как будто одобрил ее за это.

- Ну что же, и хорошо тебе?

Она подумала.

-- Привыкла,- сказала она. - Надо же как-нибудь. Все же лучше, чем в прислугах или прачках.

Он одобрительно кивнул головой, как будто и за это он одобрял ее.

- И ты не здешняя?

Она покачала головой в знак того, что не здешняя.

- Дальняя? Она кивнула.

- А откуда?

Она подумала, как будто припомнила.

- Так, так-то... так-то... И давно уж ты здесь?

- Шесть месяцев,- отвечала девка.

Он кивнул головой, как будто одобрил ее за это.

- Ну что же, и хорошо тебе?

Она подумала.

-- Привыкла,- сказала она. - Надо же как-нибудь. Все же лучше, чем в прислугах или прачках.

Он одобрительно кивнул головой, как будто и за это он одобрял ее.

- И ты не здешняя?

Она покачала головой в знак того, что не здешняя.

- Дальняя? Она кивнула.

- А откуда?

Она подумала, как будто припомнила.

- Из Перпиньяна я, - проговорила она.

- Так, так,- проговорил он и замолчал.

- А ты что же, моряк? - спросила теперь она.

- Да, моряки мы.

- Что ж, далеко были?

- Да не близко. Всего насмотрелись.

- Пожалуй, и вокруг света ездили?

- Не то что раз, чуть не два раза объехали. Она как будто раздумывала, припоминая что-то.

- Я чай, много встречали кораблей? - сказала она.

- А то как же.

- Не попадалась вам "Богородица-Ветров"? Такой корабль есть.

Он удивился, что она назвала его корабль, и вздумал пошутить.

- Как же, на прошлой неделе встретили.

- Правду, в самом деле? - спросила она и побледнела.

- Правду. - Не врешь?

- Ей-богу,- побожился он.

- Ну, а не видал ты там 1000 Селестина Дюкло? - спросила она.

- Селестина Дюкло? - повторил он и удивился и испугался даже. Откуда могла она знать его имя?

- А его разве знаешь? - спросил он. Видно было, что и она чего-то испугалась.

- Нет, не я, а женщина тут одна его знает.

- Какая женщина? Из этого дома?

- Нет, тут поблизости.

- Где же поблизости?

- Да недалеко.

- Кто же она такая?

- Да просто женщина, такая же, как. я.

- А зачем же он ей нужен?

- Почем же я знаю. Может, землячка его.

Они пытливо смотрели прямо в глаза друг другу.

- Хотелось бы мне повидаться с этой женщиной,- сказал он.

- А зачем? Сказать что хочешь?

- Сказать...

- Что сказать?

- Сказать, что видел Селестина Дюкло.

- А ты видел Селестина Дюкло? И жив он, здоров?

- Здоров. А что?

Она замолчала, опять собираясь с мыслями, и потом тихо сказала:

- А куда же идет "Богородица-Ветров"?

- Куда? В Марсель.

- Правду?! -вскрикнула она.

- Правду.

- И ты знаешь Дюкло?

- Да ведь сказал, что знаю. Она подумала.

- Так, так. Это хорошо,- тихонько сказала она.

- Да зачем он тебе?

- А коли увидишь его, ты ему скажи... Нет, не надо.

- Да что?

- Нет, ничего.

Он смотрел на нее и тревожился все больше и больше.

- Да ты-то знаешь его? - спросил он.

- Нет, не знаю.

- Так зачем же он тебе?

Она, не отвечая, вдруг вскочила и побежала к конторке, за которой сидела хозяйка, взяла лимон, разрезала его, надавила соку в стакан, потом налила туда воды и подала Селестину.

- На, выпей-ка,- сказала она и села, как и прежде сидела, ему на колени.

- Это зачем? - спросил он, взяв от нее стакан.

- Чтоб хмель прошел. Потом скажу. Пей. Он выпил и утер рукавом губы.

- Ну, говори, я слушаю.

- Да ты не скажешь ему, что меня видел, не скажешь, от кого слышал то, что скажу?

- Ну хорошо, не скажу.

- Побожись! Он побожился.

- Ей-богу?

- Ей-богу.

- Так ты ему скажи, что его отец умер и мать померла, брат тоже помер. Горячка была. В один месяц все трое померли.

Дюкло почувствовал, что вся кровь его стеснилась у сердца. Несколько минут просидел он молча, не зная, что сказать, потом выговорил: