Лев Толстой: Свечка

- Да что говорят? Сказывай.

- Одно говорят: он богу не верует.

Засмеялся приказчик.

- Это, - говорит, - кто сказал?

- Да все говорят. Говорят, он, мол, нечистому покорился.

Смеется приказчик.

- Это, - говорит, - хорошо. Да ты порознь расскажи, что кто говорит. Васька что говорит?

Не хотелось старосте сказывать на своих, да с Василием у них давно вражда шла.

- Василий, - говорит, - пуще всех ругает.

- Да что говорит-то? Ты сказывай.

- Да и сказать страшно. Не миновать, - говорит, - ему беспокаянной смерти.

- Ай, молодец, - говорит. - Что ж он зевает-то, не убивает? Видно, руки не доходят? Ладно, - говорит, - Васька, посчитаемся мы с тобой. Ну, а Тишка-собака, тоже, я чай?

- Да все худо говорят.

- Да что говорят-то?

- Да повторять-то гнусно.

- Да что гнусно-то? Ты не робей сказывать.

- Да говорят, чтоб у него пузо лопнуло и утроба вытекла.

Обрадовался Михаил Семеныч, захохотал даже.

- Посмотрим, у кого прежде вытекет. Это кто же? Тишка?

- Да никто доброго не сказал, все ругают, все грозятся.

- Ну, а Петрушка Михеев что? что он говорит? Тоже, говняк, ругается, я чай?

- Нет, Михайло Семеныч, Петра не ругается.

- Что ж он?

- Да он из всех мужиков один ничего не говорил. И мудреный он мужик! Подивился я на него, Михаил Семеныч! e45

- А что?

- Да что он сделал! И все мужики дивятся.

- Да что сделал-то?

- Да уж чудно очень. Стал я подъезжать к нему. Он на косой десятине у Туркина верха пашет. Стал я подъезжать к нему, слышу - поет кто-то, выводит тонко, хорошо так, а на сохе промеж обжей что-то светится.

- Ну?

- Светится, ровно огонек. Подъехал ближе, смотрю - свечка восковая пятикопеечная приклеена к распорке и горит, и ветром не задувает. А он в новой рубахе ходит, пашет и поет стихи воскресные. И заворачивает и отряхает, а свечка не тухнет. Отряхнул он при мне, переложил палицу, завел соху, все свечка горит, не тухнет!

- А сказал что?

- Да ничего не сказал. Только увидал меня, похристосовался и запел опять.

- Что же, говорил ты с ним?

- Я не говорил, а подошли тут мужики, стали ему смеяться: вон, говорят, Михеич ввек греха не отмолит, что он на святой пахал.

- Что ж он сказал?

- Да он только сказал: "На земле мир, в человецех благоволение!" - опять взялся за соху, тронул лошадь и запел тонким голосом, а свечка горит и не тухнет.

Перестал смеяться приказчик, поставил гитару, опустил голову и задумался.

Посидел, посидел, прогнал кухарку, старосту и пошел за занавес, лег на постель и стал вздыхать, стал стонать, ровно воз со снопами едет. Пришла к нему жена, стала его разговаривать; не дал ей ответа. Только и сказал:

- Победил он меня! Дошло теперь и до меня!

Стала его жена уговаривать:

- Да ты поезжай, отпусти их. Авось ничего! Какие дела делал, не боялся, а теперь чего ж так оробел?

- Пропал я, - говорит, - победил он меня.

Крикнула на него жена:

- Заладил одно: "Победил, победил". Поезжай, отпусти мужиков, вот и хорошо будет. Поезжай, я велю лошадь оседлать.

Привели лошадь, и уговорила приказчица мужа ехать в поле отпустить мужиков.

Сел Михаил Семеныч на лошадь и поехал в поле. Выехал в околицу, отворила ему ворота баба, въехал в деревню. Как только увидал народ приказчика, похоронились все от него, кто во двор, кто за угол, кто на огороды.

Проехал всю деревню приказчик, подъехал к другим выездным воротам. Ворота заперты, а сам с лошади отворить не может. Покликал, покликал приказчик, чтоб ему отворили, никого не докликался. Слез сам с коня, отворил ворота и стал в воротищах опять садиться. Вложил ногу в стремя, поднялся, хотел на седло перекинуться, да испугалась лошадь свиньи, шарахнулась в частокол, а человек был грузный, не попал на седло, а перевалился пузом на частокол. Один был только в частоколе кол, завостренный сверху, да и повыше других. И попади он пузом прямо на этот кол. И пропорол себе брюхо, свалился наземь.

Приехали мужики с пахоты; фыркают, нейдут лошади в ворота. Поглядели мужики - лежит навзничь Михаил Семеныч, руки раскинул, и глаза остановились, и нутро все на землю вытекло! и кровь лужей стоит, - земля не впитала.

Испугались мужики, повели лошадей задами, один Петр Михеич слез, подошел к приказчику, увидал, что помер, закрыл ему глаза, запряг телегу, взвалил с сыном мертвого в ящик и свез к барскому дому.

Узнал про все дела барин и от греха отпустил мужиков на оброк.

И поняли мужики, что не в грехе, а в добре сила божия.