Софрон Данилов - Бьётся сердце

— Да вот, товарищ председатель, — заныл шофёр. — Вот, дорогу не даёт… Бросай, говорит, кирпич, езжай в райцентр. Распоряжается… Дверцу чуть не выломал!

— Хорошо, хорошо, разберёмся тут без тебя. Поезжай немедля. Если будешь со всяким встречным…

— Я не всякий встречный! Я учитель здешней школы! И я требую, чтобы машина отвезла сначала в больницу тяжело больную женщину — вашу колхозницу! Фамилия моя Аласов.

— Ах, вот как! — сказал председатель уже другим тоном. — Слыхал про вас… А я Кардашевский, Егор Егорович. Кто заболел, позвольте узнать?

…Когда Аласов вернулся в хибару, там уже парни накололи дров и разожгли печь, Нина с Верой переодели в чистое сестрёнок. Брагин старательно мёл пол, придерживая очки.

Узнав, что машина всё-таки будет, Гоша кинулся собирать вещи матери в дорогу — достал шубу, платок, сложил всё у постели.

— Помогите хозяйке одеться, — наказал Аласов девушкам, выходя навстречу грузовику.

Сообразив, что мать уезжает, маленькие подняли рёв. Нетерпеливый шофёр принялся сигналить: быстрей! Девушки наскоро очистили кузов от кирпичной пыли, устроили больной ложе помягче, медсестра пришла…

Когда машина, покачиваясь и кренясь на ухабах, начала выворачивать на тракт, ей вслед сорвался с места Гоша и уцепился за борт.

— Выздоравливай, мама! Мы будем ждать тебя, мама!..

Человек не сентиментальный, Аласов проглотил тяжёлый ком — таким пронзительно-любящим был этот порыв паренька. Будь я проклят, сказал Аласов себе, если дам Гошку кому-либо в обиду. Пусть только тронет кто парня…

Две девушки возвращались под вечер домой. Они устали и были полны впечатлений. Нине хотелось помолчать, обдумать всё про себя, но разве это возможно рядом с Верой-тарахтушкой! Пусть даже Нина не откликается, всё равно подруга будет болтать — сама спрашивает, сама отвечает, случается, даже похвалит себя: это ты, Вера, точно сказала…

— Сестрички у Гоши, правда, славные? Тебе хотелось бы таких малышек?

— Не знаю.

— А я бы заимела. Прихожу из школы, они бегут навстречу, пухленькие, косматенькие!

— Не зна-аю… — пропела Нина, не отрываясь от своего. Без всякой причины она остановилась и сощурилась на закат. — Верочка, а я Сергея Эргисовича знаю давно-давно. Это странно, конечно, но я его всю жизнь знаю.

— Нинка! — строго сказала на это подружка. — Опять у тебя новый приступ? Опять голоса слышатся?

— Верочка, дорогая, — девушка присела на лавочку, попавшуюся им на пути, словно под тяжестью осенившей её мысли. — Так оно и должно было случиться. Он рыцарь настоящий!

— Кто? Сергей Эргисович?

— Я всю свою жизнь…

Вот вам пожалуйста, опять у Нинки бред. Вера, лишённая романтических наклонностей, эти Нинкины фантазии приравнивала к тяжёлому заболеванию. Стоя около подружки, подбоченясь и покачивая головой, она в эту минуту напоминала хозяйку на кухне, которая не знает, с какого боку приступиться к непотрошёному праздничному гусю.

— Вот опять мне с тобой возиться, Нинка… Беда моя, когда я только выколочу дурь из тебя!

— Ты не смейся, Вера, — сказала Нина тихо. — Он ведь такой… Самый хороший!

— Привет! — сказала Вера и покрутила пальцем возле виска. — Пламенный привет!

Честно сказать, Майю всегда немножко смешила Стёпа Хастаева. Одни её гремящие драгоценности чего стоят — как на новогодней ёлке! Забавно, что в школе Майю называют заодно со Стёпой: «наши милые девушки», «наши молодые педагоги». Майя в «наших молодых» ходит уже второе десятилетие. Наверно, и на похоронах скажут: «Прощай, наш молодой способный педагог». Стёпа любит повторять: «Мы с Майей Ивановной, как настоящие закалённые девушки», хотя Степа ещё совсем молода, а «девушке Майе» — под сорок.

С тех пор как появился Аласов, Степанида красится и душится с таким ожесточением, что от её парфюмерии в учительской дух переменился. Поскольку Аласов чаще, чем с другими, балагурит с Унаровой, Стёпа вынуждена была пересмотреть своё отношение к стареющей Майе. Что за стрелы мечут иногда выразительные Степины очи, подведённые карандашом!

А сегодня её определённо осенила какая-то идея, что-то ей хочется сказать Майе — на переменке она так и кружит вокруг, то справа зайдёт, то слева.

— Дорогая Майечка, что случилось с жиличкой вашей?

— А что случилось с жиличкой нашей?

— Как! Вы не знаете? В правлении машину себе заказывает…

…На счастье, она ещё застала в учительской Тимира Ивановича.