В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Д. Н. Медведев пишет:

«Тридцать человек, смертельно усталые, молча брели по лесу. На носилках, наскоро сделанных из ветвей, Харитонов и Кобеляцкий несли раненого Крутикова. Нужно было где-то остановиться, отдохнуть. Нужно было поговорить и решить, что делать дальше.

Все оказалось труднее, чем они предполагали. Они потеряли товарищей, лишились рации, обессилели. Впереди километры и километры пути.

И двое из них предложили идти назад.

Они стали уговаривать Крутикова возвращаться в отряд…

— Пастухов, — позвал Крутиков.

— Слушаю, — откликнулся Пастухов.

Кобеляцкий и Харитонов, державшие носилки, опустили их на землю.

— Пастухов, — повторил Крутиков, стараясь казаться спокойным. — Хочу знать твое мнение.

— Приказ есть приказ, — пробасил Пастухов. — Надо идти дальше…

— Кобеляцкий, ты?

— Идти, и никаких разговоров!

…Крутиков знал, что все равно, что бы ни было, он поведет группу вперед, и если сейчас обратился к товарищам, то только за поддержкой… Крутиков приподнялся на локтях и крикнул, побагровев от напряжения:

— Пораженцев щадить не буду! Вперед! Выйдем из лесу, найдем деревню, возьмем лошадей и — вперед!»

Такой деревней оказалось польское село Гута-Пеняцкая. Крестьяне крепко держали оборону, не допускали сюда националистов, да и немцы побаивались тут, в глухих лесах, безобразничать. Руководил сельской обороной Казимир Войчеховский. Сначала он недоверчиво отнесся к людям с бандеровскими трезубами на шапках, но потом, убедившись, что имеет дело с партизанами, предоставил им и жилье, и пищу, и лошадей.

В точно намеченный срок, 20 января 1944 года, Пастухов и Кобеляцкий выехали из Гуты-Пеняцкой во Львов. (Вторая пара разведчиков, Воробьев с Харитоновым, выехали несколько позже.) У Пастухова, старшего разведдвойки, было письмо Казимира Войчеховского к живущему во Львове отцу. Он же дал Степану свое пальто модного городского покроя, и теперь Пастухов походил на мелкого чиновника. Кобеляцкий облачился в немецкую шинель.

На станции Золочев, куда довезли разведчиков гута-пеняцкие крестьяне, им предстояло сесть на Львовский поезд.

Назавтра медведевцы были во Львове. Старик Войчеховский тепло встретил их.

— Милости прошу! Друзья моего сына — мои друзья. Живите у меня, сколько надо, и можете рассчитывать на мою помощь.

За столом старик, как-то просветлев и словно даже помолодев, сказал:

— А какой сегодня день-то, друзья, — особенный день. Ленинский. Двадцать первое — день памяти товарища Ленина.

И это окончательно убедило разведчиков в том, что Войчеховский — человек надежный. Вот только квартира у него крайне неподходящая, тесная. Решили срочно подыскивать другое пристанище: старик был портным, и с самого утра стали приходить посетители. Народ всякий, случайный…

Но поиски новой квартиры не давали результата. По адресам, полученным в отряде, многие уже не проживали — выехали еще до оккупации или погибли. А попадались и такие, кто сотрудничал с гитлеровцами.

Помог случай. Шел Степан по Лычаковской улице, задумчиво перебирал в памяти львовян, знакомых по довоенному времени. Из-за угла стремительно вышел мужчина и столкнулся с Пастуховым.

— Извините!

— Прошу прощения… Руденко?!

— Пастухов?

Крепко пожали друг другу руки. Давненько не виделись старые товарищи. Впрочем, по времени, может быть, и не так давно, а по событиям — целая вечность прошла после того, как инженер-строитель Пастухов работал вместе с инженером-дорожником Руденко. Кто он сейчас? А главное — с кем?

— Какими судьбами во Львове, Степан Петрович?

— Да мы тут вдвоем с товарищем. В Ровно работали в военно-строительной конторе, теперь вот контора во Львов эвакуировалась. Ну и мы тоже. А ты?

— Я что? Я кассир. Деньги считаю. Марки, пока они еще в ходу.

— Пока? А потом? — прощупывал знакомого Пастухов.

— Потом видно будет, — с хитринкой глянул Руденко и отрезал: — Да ты не темни, Степан. Ведь вижу, дело у тебя ко мне, а сомневаешься, крутишь.

«Нет, не тот это человек, который может быть провокатором», — подумал Пастухов и рискнул:

— Ладно, не буду крутить. Ни в какой я не в конторе. И не двое нас во Львове, а значительно больше.

И сказал о главном: нужны квартиры. Надежные люди тоже нужны. Руденко подумал минуту. Оживился:

— А что, если познакомлю я тебя, Степан, с моими жильцами Василием и Юлианом Дзямба? Братья ненавидят фашистов, люди честные, по-моему, подойдут для вас. А квартира, что ж, понравится — можете жить у меня.