В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Пробегаю глазами фамилии подписавших реляцию. Командир полка майор Маркиянчик. Помню. Совсем еще молодой, но не по годам серьезный и волевой. Погиб во время отступления под станицей Кущевской. Рассказывали — мина ударила прямо ему под ноги…

Комиссар полка Цибульков. Был намного старше командира, ходил прихрамывая. Встретить его можно было и в солдатской землянке, и в окопе боевого охранения, и в хозяйственном взводе. Часто встречал я его в школе снайперов в Есауловке. Комиссар был тяжело ранен в бою за хребет Котх. Прошит очередью из автомата. Пули прошли через легкие…

А вот и заключение старших начальников — командира дивизии, Героя Советского Союза полковника Петраковского и комиссара Санюка: «Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени». Что ж! Может быть, правильно поступило дивизионное начальство: орден Красного Знамени за 74 истребленных фашиста — награда вполне достойная. А вот заключение Военного совета армии. «Достоин правительственной награды медали «За отвагу». Почему только медаль? Несправедливость? А память подсказывает: да ведь здесь же ошибка! Медаль «За отвагу» Ералиев получил на армейском слете снайперов, который проходил в начале года… Командующий армией генерал Камков наградил тогда многих участников слета медалями и приказал по возвращении снайперов в свои полки представить их к орденам. И даже дата подтверждает ошибку: наградной лист составлен 21 апреля, а подпись генерала помечена 17 апреля. На четыре дня раньше. Потому, что медаль уже была вручена и приказ подписан.

Жаль, что так получилось нескладно. Но теперь эту ошибку уже не исправить, ее утвердила война. Будь Ахмет в живых, уверен, что и он не стал бы добиваться ее исправления. Ведь не за награды проливали мы кровь, а за то, чтоб Родина была свободной.

Однако надо сообщить на родину Ахмета. Ведь по найденным документам он числился без вести пропавшим с 14 октября 1942 года. С того самого дня, когда разгорелся бой в расположении штаба. В полку считали, что Ахмет погиб, но раз не был похоронен, в документах поставили «пропал без вести».

Заказываю по междугородному телефону село Баканас.

— Сейчас я ничего не смогу ответить. Надо уточнить по картотеке. Позвоните завтра утром. Это очень интересно. Обязательно уточним, — ответил по телефону райвоенком майор Бекбосинов, когда я вкратце рассказал о судьбе снайпера.

Утром, готовясь к разговору, вернее, к его продолжению, я приготовил лист бумаги, карандаш, чтобы записывать адреса друзей и родственников Ахмета. Вот и долгожданный звонок. С волнением беру трубку.

— Баканас на линии. Говорите! — приказала телефонистка.

— Товарищ майор? Здравствуйте. Я насчет родственников Ералиева. Удалось что-либо узнать?

— Конечно. Записывайте. Ералиев Ахмет, 1917 года рождения. Сержант. Состоит на военном учете. Проживает в селе Коктал.

— Кто проживает — жена, дети?

— Он сам проживает.

— Ахмет Ералиев? Он жив?

— Конечно! Их было три брата: Асабек, Журюсбек и Ахмет. Двое не вернулись с войны. Ахмет вернулся. Был тяжело ранен… Алло! Вы меня слышите?

Да, я слышал голос майора и не верил своим ушам. Жив! Снайпер Ералиев жив! Наш Ахмет. Гроза фашистов. Гордость полка!

— Спасибо, товарищ майор. Мы скоро встретимся!

Да, это была горсть земли. Обычной и в то же время — необычной. То была горсть земли севастопольской. Она была доставлена из города-героя в Чимкент и вручена нашему земляку. Принимая ее, по-мужски смущенно вытирая глаза, он мысленно переносился в эти минуты на Черноморье. Он словно бы наяву видел сейчас и Севастополь грозового 42-го и еще раньше — Одессу.

Одессу в октябрьскую ночь 41-го. Одессу израненную, исковерканную, пылавшую, словно кратер огромного вулкана. После многодневной героической обороны наши войска покидали город, чтобы, продолжая борьбу, вернуться в него. Принимала солдат на свой борт и «Абхазия».

Прощаясь с городом, старшина сигнальщиков невольно вспоминает и жестокие бои, что шли здесь, и родные, милые с детства места.

Память торопливо перебирает самое важное. Вот слышится Григорию глуховатый голос батьки:

— Ну и вымахал, хлопче. Пора и в матросы подаваться.

Гриша любил отца самозабвенно и гордился им. Иван Андреевич — двадцать лет ходивший по морям-океанам революционный моряк. Гриша с малолетства заслушивался его рассказами о том, как батя кочегарил на «Трансбалте», а потом был машинистом на «Декабристе» и «Сибирякове», как возил в Россию нелегальную литературу, встречал Ленина, как в семнадцатом году навсегда связал свою жизнь с партией большевиков. В тридцатые годы отец прихворнул. И стал Иван Андреевич, сын полтавского хлебопашца, механиком Овидиопольской сельхозартели «2-я пятилетка». Закончил бы Гриша школу юнг, куда поступил, но болезнь отца покоя не давала: пришлось недалеко, в Новом Буге, учиться, техникум сельскохозяйственный кончать.