В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Поначалу к Георгию присматривались, «пробовали», как говорят испытатели, устраивали не прямой, а косвенный экзамен. Он выдержал. Получил «добро» на большое небо.

…По заснеженному аэродрому выруливал самолет. Сквозь легкий шумовой фон эфира слышалось мерное пение турбины. Голос руководителя передал: «231-й взлет!». В ту же секунду летчик отпустил тормоза. Машина пошла на взлет.

Предстояло испытать новое радиооборудование. Переговоры с землей, вопросы, ответы. Стрелка высотомера медленно ползет по шкале, отсчитывая тысячу метров. И вдруг сильное тело машины вздрогнуло. Самолет, словно раненая птица, начал медленно проседать. Летчик инстинктивно дал ручку от себя. Машина нехотя набирает скорость, но идет со снижением. Стрелки указателя оборотов двигателя безжизненно стоят на нуле.

«Подшипник заклинило!» — обожгла тревожная догадка. Рука сама потянулась к дроссельному крану, перекрыла подачу топлива.

В наушниках тишина. Связь с землей прервалась. Нет электропитания, нет связи. Эфир молчит.

«Спокойно, Жора, все будет хорошо», — эти слова мысленно повторяет про себя летчик, разворачивая самолет в сторону ближайшего аэродрома.

Для Берегового ничего в эти секунды не существовало, кроме приборов. Как только машина входила в горизонтальный полет, скорость падала. Если она станет ниже минимальной, подъемная сила не сможет держать самолет в воздухе, он превратится в «обычные» тонны металла, готовые рухнуть на землю, как «рухнуло» ньютоновское яблоко. Летчик это знал.

Земля поминутно запрашивала 231-й. Небо молчало.

Собравшиеся на КП переглянулись. Их лица выражали тревогу. А где-то там, за сотни километров, сильные руки сжимали штурвал.

— 231-й, 231-й… Что случилось? Почему молчите? Прием…

Нет, он не слышал этих вопросов, но догадывался, что в эфире звучат именно они. Он продолжал полет без двигателя.

Сталью напряжены нервы и воля у того, кто в воздухе, и у тех, на земле, кто догадывался, что в небе происходило неладное.

Самолет падал. Летчик старался его удержать, разумно используя запас высоты. Он направлял машину к земле и тем самым увеличивал скорость, потом чуть выравнивал, потом снова к земле и снова выравнивал…

Фонарь кабины покрылся туманом инея. Он все сгущался, ставя перед глазами летчика молочную пелену. Нет электропитания, нет обогрева…

И снова твердое: «Жора, спокойно! Ручку чуть от себя. Чуть-чуть! Высоту надо беречь».

Эту способность мыслить в самые критические минуты жизни испытатели воспитывают в себе годами.

Чем ниже спускался самолет, тем плотнее становилась стена облаков. Видимости никакой. Он тянется лицом к стеклу, дышит на него, трет перчаткой, чтобы высветить маленький пятачок. До боли в глазах всматривается в туман.

Но вот облака раскололись. Белым пятном стремительно надвигалась земля. Многотонная машина камнем летит вниз. Мысль работает со скоростью приборов — их показания фиксируются пилотом мгновенно: высота… скорость… высота… скорость… Точно невидимые нити связали мозг человека с не знающим страха организмом аппаратуры.

Впереди уже видна узкая серая полоска бетона. Стрелка высотомера перескакивает с деления на деление. Хватило бы высоты!

Теперь самолет куда трудней удержать от «проседания». Выпущенные шасси и щитки бешено сопротивляются встречному воздушному потоку.

Ручку управления от себя… Взгляд в пятачок. Мутная серость прорвалась до неправдоподобия ярким блеском снега, огоньком ударил в глаза зеленый букет ракеты. Пальцы на скользком штурвале занемели. До земли две-три сотни метров. Раз… два… три… И он мастерски произвел посадку.

Как нет в природе двух абсолютно одинаковых вещей, так и у летчика-испытателя не бывает двух одинаковых полетов. Сегодня он исследует машины на сверхзвуковых скоростях, завтра «карабкается» на максимальную высоту, послезавтра он «занят» штопором… Но не надо думать, что испытатели беспристрастны: они пристрастны к объективной истине. Они знают, что от их заключения зависит судьба самолета. Они не должны, не имеют права ошибаться. И даже ворох сведений, собранных в полете самописцами, может сказать меньше, чем сам испытатель.

То была необычная машина. Своими очертаниями самолет удивлял не только людей, не искушенных в авиационной технике, но и бывалых «летунов».

Гордый красавец, он стоял на аэродроме, и его новая обшивка выделялась даже в вечерних сумерках. Не самолет, а винтовочный патрон. Длинный фюзеляж — труба, да маленький треугольник — крылья. Летит, словно пламень чертит по небу огненные линии. Он приближается совсем тихо, звук отстает от него. Уже потом победный тысячетрубный рев сообщит на землю: полет проходит успешно.