Александр Былинов - Запасный полк

Для публики было ясно только то, что антракт непомерно затянулся. Зрители принялись бить в ладоши и в нетерпении топать ногами, что одновременно спасало их от холода. Духовой оркестр, выручая «дирекцию», непрерывно играл марши, вальсы и польки.

На сцену торопливо прошел Щербак. Зал притих в ожидании.

— Товарищи зрители! — загудел Щербак, появившись перед занавесом. — Произошло недоразумение, только вы не волнуйтесь. Есть все данные, что спектакль будет продолжаться. Тут есть и наша накладка и ваша, капитан Борский. Артист, или, вернее, красноармеец Литвиненко, только что отбыл на фронт с маршевой ротой. А он исполнял роль этого офицера, который с бородой, не помню его фамилии. Конечно, товарищи, без бороды никак не обойдешься на сцене... Но, товарищи, — продолжал Щербак, — есть у нас в запасном полку и запасные артисты. Так что роль этого офицера сыграет не кто иной, как сам режиссер спектакля, старший лейтенант товарищ Аренский, который знает все роли назубок... Просим.

Щербак зааплодировал и сошел со сцены. Зал поддержал его дружными хлопками. Беляев шутя сказал Щербаку:

— Не уверен, какой из тебя комиссар, но конферансье ты ловкий.

Щербак, не моргнув глазом, ответил ему в тон:

— При таком комбриге не вредно иметь запасную профессию.

Когда в последнем действии Наташа, попавшая в лапы гестаповцев, вышла на сцену окровавленная, в разодранной кофточке и легкой юбчонке, зал загудел. И тут же смолк. Стараясь не дышать, смотрели зрители на последние минуты героев и, кто знает, может, выверяли себя, свои души на высоком огне искусства, несомненно царившего на подмостках этого зала.

Беляев же вдруг ощутил неловкость. Это обнаженное плечо и детские беспомощные коленки как бы открывали ему ту Наташу, которая нуждалась в его помощи. А вместо этого в нем стойко жила неодолимая робость, дерзко перемешанная с ощущением никому не понятной счастливой близости. Он ни разу не толковал с ней о самом важном, о понимании суровых солдатских заповедей, которые как бы сами, независимо от воли людей, повернули ход событий здесь, в этих степях.

Теперь он поймал себя на мысли, что недоволен тем, что тысячи глаз рассматривают Наташу.

— Послушай-ка, Щербак, актеры-то замерзают.

— На то они и актеры, товарищ полковник. Аплодисментами согреваются.

— Нет, я серьезно. Ты бы хоть печку там на сцене поставил, что ли. Еще один-два спектакля, и «дочь полка» получит воспаление легких.

— Обойдется, — прошептал Щербак. — А знаете что? Давайте отеплим их всех. Честное слово, согреем лаской. Поддержите вы их. Поощрите словом, как командир бригады. Они будут прямо-таки счастливы.

— Я сам хотел это сделать, — пробормотал Беляев, внутренне довольный тем, что Щербак подсказал отличную идею.

Горячими аплодисментами наградили зрители участников спектакля. Расходились из прохладного зала благодарные и как бы освещенные светом ненависти и любви, пережитыми только что. За стенами клуба уже звучали команды старшин, строились подразделения, чтобы проследовать в «расположение».

Беляев прошел за кулисы. Он поблагодарил участников спектакля от имени командования бригады, пожал руку растроганному Аренскому, а Наташе, взяв ее за плечи, сказал:

— Замерзла основательно? Сосулька!..

Она улыбнулась. И ему показалось: в ней что-то оттаяло.

— На фронте в нашей дивизии была такая вот разведчица, — продолжал Беляев. — Она была при нашем штабе, такая же, как вы, белокурая. Я все старался понять, откуда у нее, у девочки, столько мужества и самоотверженности. Она ведь только окончила школу! Потом ее замучили гестаповцы. Мне докладывали, как ее нашли. История гораздо печальнее, чем у вас на сцене. — Он невесело улыбнулся. — Что пишет отец?

— Вы, вероятно, думаете, что я сержусь на вас? — сказала Наташа, покраснев. — Сначала было, а теперь нет. Я ведь все понимаю... и знаю. Отец, правда, еще в резерве. Но ему обещают.

— Вот хорошо! — Беляеву стало легко. — Молодец, Наташа. А я ведь ждал... Верил... Право, верил. Очень здесь сложно было. Хорошо вы играли...

— Вам понравилось, правда? Я так боялась...

— Важное дело вы все сделали. Пьесу нужно показывать... Часто показывать. Каждая маршевая должна посмотреть. Это воспитание ненависти к врагу. А сейчас пойдемте. Укутайтесь. Давайте я помогу.

Наташа оделась, они вышли из клуба и медленно направились к машине, которая ожидала комбрига.

— Знаете что? — сказала вдруг Наташа. — Вот вы говорите: укутайтесь, не думайте. Почему не думать? Я знаю: потому что я не настоящая. Закончила спектакль — и кто я? Трусиха, обыватель? Подруга моя на фронт пошла. Тоня на сцене. Та, ваша разведчица... Почему не думать? Я давно собиралась к вам.