Михаил Демиденко - Девочка из детства. Хао Мэй-Мэй

А потом, под вечер, я вышел на трупы наших. Кружились мухи, на ветках каркало ожиревшее воронье, стояла невероятная вонь, сладковатая.

Я поднялся на бугор. На его вершине лежали цепью немцы. Их почему-то не захоронила похоронная служба. Валялись каски, коробки. Стараясь не вдыхать запаха трупов, я нагнулся, взял двумя пальцами автомат, оттащил в сторону, долго обтирал травой. «Шмайзер» удачливо ложился в руку. Фрицы умели делать оружие. Но я не умел стрелять из автомата.

Я стал изучать автомат. Легко догадался, как отстегивается и пристегивается магазин. Взвел затвор. Теперь осталось нажать на спуск…

За горизонтом садилось солнце. Я подошел к подбитому немецкому танку метров на пятьдесят, прицелился и нажал…

В руках забилось, забились смерть и жизнь. Вражеская смерть и моя жизнь. Я не мог отпустить спусковой крючок.

И тогда появились трое. Они возникли сзади.

— Перестань шуметь! — сказал один. У него тоже был немецкий автомат. Он был в форме старшего лейтенанта, второй в штатском, в расшитой косоворотке и пиджаке, третьей оказалась женщина. Я понял, что они не враги. Женщина была повязана платком. Глаза. Может быть, они голубые, может, зеленые, карие, вокруг них были черные круги, и глаза казались черными. Она смотрела мимо меня, в степь.

— Где взял оружие? — спросил старший лейтенант.

— Там, — махнул я в сторону бугорка, на котором лежала, скошенная пулеметной очередью, наступавшая цепь немцев.

— Пойду посмотрю, — сказал старший лейтенант.

— Дай сюда! — протянул руку мужчина в штатском.

— Не дам, — ответил я.

— Это не игрушка. Он для дела пригодится, — сказал мужчина.

Я протянул автомат. Мужчина взял, отстегнул пустой магазин, вставил заряженный и протянул женщине.

— На, Зинаида, теперь не голые руки.

Женщина перевела взгляд на автомат, взяла его и стала гладить, как ребенка.

Я не расспрашивал, кто они такие, они не расспрашивали меня, кто я такой. Мы расположились за танком. Мужчина разложил из сухого бурьяна жаркий и бездымный костер. В котелке вскипел кипяток. Разлили в кружки.

— Получай в обмен. — Мужчина протянул тесак. — Домой пробираешься, хлопец? С окопов? С оборонных работ?

— Ага, — соврал я.

Пришел старший лейтенант, обвешанный оружием. Он несколько раз ходил на бугор. Потом копал в низинке яму, складывал туда автоматы, гранаты. Выровнял место.

— Запомнил? — спросил мужчина.

— Найдем, — ответил старший лейтенант.

Поужинали немецкими консервами. Сардины в плоских банках, галеты, телятина в желе. И я заснул.

Мы шли ивняком вдоль реки. Речка почти пересохла, белела отмелями, чуть дальше — вытянулась проселочная дорога. Мы шли на юг. Нога побаливала. Я боялся отстать.

Взрослые уходили все дальше и дальше. Я понимал, что не нужно окликать их. Я и так связывал их движение. Я был обузой. Пацан. Да еще хромой. И если бы нога не болела, они бы тоже не взяли с собой. К тому же, я пробирался в Пятигорск к бабушке. Жалко, автомат отобрали. Ничего, найду. Добра много в степи.

Я видел, как мужчины и женщина, пригнувшись, побежали к дороге, потом я потерял их из виду. Кто-то двигался по дороге. Я это понял по пыли и каким-то странным отрывистым звукам. Пыль вилась вдалеке, и хотя не видно было, кто двигался, пыль предупреждала: опасность.

Я тоже пробрался к дороге, залег в кустах. По дороге двигалось шествие. Впереди подвода. На ней задом наперед широкое старое кресло. В кресле сидел фриц с автоматом наизготовку. Он сидел с засученными рукавами, ему было жарко. У его ног сидел второй фриц, в майке, совсем по-домашнему. Фриц в майке учился играть на балалайке, подбирал какую-то незнакомую мелодию. Терпеливо, сосредоточенно ударял по струнам. Видно, подобрать мелодию было трудно, но трудности не пугали новоявленного балалаечника, он с настойчивостью, достойной зависти, дрынчал на треугольном инструменте. Ветер донес рваные звуки. Рядом с подводой шел человек в форме красноармейца. Шел важно, держал на вытянутых руках вожжи, точно ему доверили невесть какую почетную задачу. За подводой, молотя пыль, брели человек пятнадцать пленных. Понуря голову, по четверо в ряд, с ног до головы покрытые пылью. Позади колонны, на некотором расстоянии, чтобы пыль успело отнести в сторону, ехала еще подвода, и на ней сидели еще два фрица. Я понял, что ребята были без оружия, измотанные боями, отступлением, и я знал также, что их ожидало — вагон, прицепленный к составу со скотом.

Потом я видел, как кустами бежал старший лейтенант. И когда подвода с фрицем на кресле подъехала, ударил автомат, ему ответили два автомата в конце колонны. Фриц сковырнулся с кресла, зазвенела балалайка. И все! Только лошадь рванула, а тот, наш, не выпуская вожжей, побежал за возом, но лошадь упала и забилась — ее нечаянно подстрелил старший лейтенант.