Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта

Ортель умел «обрабатывать» собеседников. Он понимал, что сказал слишком много, что нужно время для того, чтобы переварить столь неожиданное и многообещающее предложение, и перевел беседу на другую, вполне безобидную тему.

О состоявшемся разговоре Кузнецов немедленно доложил командованию отряда. Судя по всему, Ортель клюнул на Зиберта. Что же, в сущности, это возвышало вражеского разведчика в наших глазах. Видимо, он умел разбираться в людях, если остановил свой выбор на гауптмане Зиберте, предпочтя его сотням офицеров, околачивавшихся в Ровно.

Штаб отряда предложил Кузнецову продолжить игру, не связывая себя, однако, какими-либо определенными обязательствами.

— Постарайтесь выяснить, — напутствовали в лесу Николая Ивановича, — в какое конкретное дело хочет втянуть вас этот благодетель. Учтите, что не исключена возможность и провокации; будьте предельно осторожны, не переиграйте.

Кузнецов вернулся в Ровно.

Первой, кого он встретил, была Майя Микота. И не случайно. Ортель явно выделял веселую, обаятельную девушку из всех, кто бывал на вечеринках в доме Лидии Лисовской. Он ухаживал за ней, но не слишком серьезно. Пожалуй, он относился к ней с некоторой снисходительностью, но не зло. Одним словом, вел себя так, как иногда взрослые мужчины ведут себя с очень молоденькими девушками. Майя и впрямь была хороша — в ту пору ей исполнилось семнадцать. Тем не менее девушка умело пользовалась слабостью штурмбаннфюрера и, невинно флиртуя, вытягивала из него немало ценной информации. Фон Ортель доверял Майе, больше того, матерый разведчик всерьез обучал ее хитрым приемам шпионского ремесла. Благодаря этому обстоятельству командование отряда получило некоторое представление о методах подготовки немецких шпионов.

Фон Ортель был честолюбив и возлагал на свою ученицу большие надежды. Он дал ей кличку «Мати». Самой Майе это ни о чем не говорило: «Мати» так «Мати», не все ли равно, как числиться в секретной карточке фон Ортеля? Но в отряде, узнав об этом, немало смеялись. Дело в том, что так звали знаменитую немецкую шпионку времен первой мировой войны — танцовщицу Мати Хари. Видно, штурмбаннфюрер фон Ортель и впрямь намеревался далеко шагнуть с помощью нашей маленькой Майи!

Николай Иванович встретился с Микотой днем. Во время прогулки девушка успела рассказать ему обо всех ровенских новостях. На прощание сказала:

— Кстати, мой шеф собирается куда-то уехать.

— Фон Ортель?

— Да. Он был очень доволен чем-то, говорил, что ему оказана большая честь, что дело очень крупное…

— Куда?

Майя только пожала плечами:

— Не сказал…

— Майя, постарайтесь восстановить в памяти все подробности разговора, все детали, намеки. Это очень важно!

Девушка и сама понимала, что это важно, но только качала головой:

— Я спрашивала, не говорит. Вот разве что… Нет, вряд ли это имеет значение: обещал мне привезти, когда вернется, персидские ковры.

Кузнецов был взволнован. Интуицией разведчика он чувствовал, что между приглашением сотрудничать в разведке и предполагаемым отъездом фон Ортеля есть какая-то связь. Персидские ковры? Вряд ли это случайно. Они тоже имеют какое-то отношение к операции, в которой Ортель, судя по всему, должен сыграть не последнюю роль.

Прощаясь, Кузнецов просил девушку:

— Постарайтесь вытянуть из него как можно больше. Прикиньтесь расстроенной его отъездом, намекните, что вы к нему неравнодушны. Запомните каждое его слово, каким бы пустячным оно ни казалось на первый взгляд.

Разведчики попрощались и разошлись.

Очередная встреча Кузнецова с фон Ортелем произошла вечером следующего дня в обычном месте — в офицерском казино. До прихода Зиберта фон Ортель успел выиграть двести марок у летчика-подполковника, был по этому поводу в хорошем настроении. Он ничем не напоминал о прошлом разговоре, только будто вскользь заметил:

— Такому человеку, как вы, Зиберт, нужны друзья, способные оценить вас по достоинству.

Фон Ортель умел производить эффект: он высказал намерение представить Зиберта при первой возможности («Это будет очень скоро!») штурмбаннфюреру СС Отто Скорцени.

— Скорцени?! Герою Абруццо, освободителю дуче?! — недоверчиво воскликнул Зиберт.

— А почему бы нет? — Фон Ортель явно наслаждался произведенным эффектом. — Отто мой старый приятель и сослуживец. У нас с ним и сейчас есть кое-какие общие дела.

Кузнецову, разумеется, было знакомо это зловещее имя. Вот уже несколько месяцев, сопровождаемое самыми громкими эпитетами, оно не сходило со страниц фашистских газет и журналов. Геббельсовская пропаганда облекла Скорцени ореолом почти мистической славы, превознесла как идола германской расы.