Богдан Сушинский - Батарея

– Не волнуйся, комбат, – отозвался Жодин. – Мы их сейчас так возьмем на «полундра: тельняшки наголо!», что они тут же поймут, на кого сдуру поперли.

– Наше дело, сержант, – истреблять врагов, а не устраивать перед ними матросскую свистопляску.

Еще там, на «румынском плацдарме», капитан обратил внимание, что залповый огонь по атакующему противнику оказывает на него отрезвляющее влияние. Но главную свою задачу он видел в том, чтобы заставить моряков вести огонь во время контратаки, приучить их к этому. Сугубо по-солдатски комбат сколь угодно мог восхищаться каким-то там особым морским форсом, выражавшимся в полном презрении к врагу и в яростном навязывании ему штыкового боя, но по-командирски он понимал: весь этот форс на самом деле оборачивался неоправданно большими потерями, а значит, неумением воевать.

Первый залп моряков грохнул настолько неожиданно для противника и оказался настолько мощным, что оставшиеся после него в строю тут же приостановили свой бег, затоптались на месте и предприняли попытку залечь.

– Не стрелять! – прокричал Гродов, и приказ его тотчас же был передан по цепи. – Пусть офицеры спокойно поднимут своих солдат, иначе те двинутся к нам ползком!

Теперь уже моряки поняли замысел комбата и сами одергивали тех, кто нервно приставлял приклад винтовки к плечу: «Не кипишись, браток, не палубу драишь; тут команды ждать надо…».

Но вот всех, кто еще способен был оторваться от земли, румынским офицерам удалось поднять. Сбиваясь в толпу, стараясь идти плечо в плечо, они ступили шаг, второй… Однако теперь их пугала уже не ружейная пальба, а какая-то странная тишина, неожиданно воцарившаяся над полем боя. Тишина, которая в любое мгновение могла разверзнуться перед ними очередным залпом. И она действительно разверзлась…

После третьего залпа Гродов, возможно, и не поднимал бы своих бойцов в контратаку, тем более что среди них было много таких, для кого этот бой оставался первым, однако в это время в прорыв пошло еще около роты румын, которые сразу же ринулись на позиции артиллеристов вторым эшелоном. Поняв это, командир первого эшелона румын не торопился поднимать свои поредевшие цепи в атаку, но и моряки тоже не торопились выходить из окопов. Поддержав двумя залпами пулеметчиков, выкашивавших второй эшелон, комбат выждал еще несколько минут. Он понимал: если сейчас штыковым ударом удастся повернуть первый эшелон румын вспять, второй окажется заблокированным телами своих же однополчан, и, скорее всего, тоже запаникует.

Когда же остатки румынского воинства оказались буквально в двадцати метрах от его порядков, Гродов, обращаясь к сержанту Жодину, крикнул:

– Жора, ну-ка объясни этим мамалыжникам, что такое «полундра»!

И не успел комбат скомандовать: «В атаку!», как по всей линии окопов пронесся пронзительный свист, крик «Полундра: тельняшки наголо!», и около двух десятков моряков, по просьбе капитана заранее подготовленных Жодиным оказались по ту сторону бруствера и жиденькой цепью поползли навстречу противнику, отвлекая на себя значительную часть вражеских стволов. Именно это и нужно было Черному Комиссару. Прикрыв ползущих двумя залпами, он поднял в атаку основную массу своего отряда, скомандовав перед этим по телефону сначала Куршинову, а затем Владыке: «Главный калибр, ориентир шесть! По снаряду на орудие! Полевая батарея: ориентир шесть! По два снаряда!»

Тех румын, которые чудом уцелели после всех их ружейных залпов и артудара, моряки остановили в рукопашной и, истребляя, гнали до самой линии прорыва. Причем многие «завоеватели» бежали, бросая оружие и даже не пытаясь оказывать сопротивление. [44]

– Если по правде, я не столько сражался, сколько наблюдал, как ты, комбат, действуешь и в окопах, и в рукопашной, – признался после боя майор.

– Наверное, потому, что это уже не первая моя рукопашная, – азартно улыбнулся Гродов. – Причем не учебная.

– Но больше всего мне запомнилось, как ты перехватил верзилу капрала, шедшего на приземистого худенького морячка, словно горилла на суслика. Когда вы схватились уже не в штыковую, а в рукопашную, я усомнился… Лично я такого верзилу не одолел бы.

– Соперник и в самом деле достался серьезный, – признал комбат, собираясь возвращаться на батарею. – Жаль, что добивать пришлось чьей-то подвернувшейся под руку лопаткой. Не по-рыцарски как-то.

– Не по-рыцарски, да, – задумчиво подтвердил Денщиков. – Зато наверняка. Спасибо тебе, командир, что помог мне в этом бою. Сам я вряд ли справился бы; не устояли бы мои бойцы.