Юрий Стрехнин - Корабли идут в Берлин

Затем взглядом показал на заранее приготовленный футшток. Вместе со всеми взялся за него. Уперев футшток в борт, оттолкнул катер. Ленивое течение чуть заметно потащило его. А огонек запального шнура все еще бежал вверх по борту. Вот он перескочил через край, промелькнул по палубе, достиг люка, юркнул вниз. Глухо бухнул взрыв…

Сдерживая набегавшие слезы, Бабков смотрел, как его корабль медленно погружается. Вот уже верхний край борта вровень с поверхностью воды, вот она плеснулась на палубу. Вот уже палуба под водой, видна только рубка с опустевшей пулеметной башенкой… Наконец над рубкой сомкнулась, несильно взбурлив, вода. Осталась лишь мачта с пустым гафелем, на котором все последние дни и все ночи — во время боевых действий он не спускается и на ночь — развевался флаг. Теперь на мачте только вымпел. Он вьется на речном ветерке вольно, как всегда. Но вот и вымпел коснулся воды, припал к ней…

Матросы не плачут. Но в эту минуту не только у Бабкова навернулись на глаза слезы. Большой ли, малый ли, но — твой корабль. На нем ты сроднился с товарищами, на нем ходил под вражеским огнем, он стал как бы частью тебя самого. Вернее, ты стал его частью, привык ощущать его почти как живое, близкое и родное тебе существо. Так как же не навернутся на твоих глазах слезы, когда ты прощаешься с ним навсегда?

Только сейчас заметил Бабков, что стоит с обнаженной головой, держа мичманку в опущенной руке. Матросы тоже сняли бескозырки.

Подошел капитан-лейтенант.

— Постройте всех в готовности к походу.

Не прошло и двух минут, как все снова были в строю. В туго подпоясанных бушлатах, с карабинами на ремне.

— Приказ — идти к Киеву! — объявил капитан-лейтенант. — Столкновение с противником возможно в любой момент. Всем быть в постоянной боевой готовности. Но ввязываться в бой без необходимости мы не должны…

Держа оружие наготове, шли лесами и перелесками, проселочными дорогами. Временами слух улавливал приглушенный расстоянием звук канонады, еле различимый перестук пулеметных очередей.

Через несколько часов вышли к небольшой железнодорожной станции. Из расспросов выяснили, что путь на Киев еще свободен. Обнаружили на путях паровоз под парами, набиравший воду. Машинист рассказал, что он вывел состав с заводским оборудованием из Киева и что ему приказано вернуться за следующим составом. Но он опасается, успеет ли, не окажется ли дорога перерезанной противником.

— Ничего, с нами не пропадешь! — постарались матросы успокоить его. Вскоре паровоз, облепленный моряками, тронулся в путь.

До Киева добрались. Но там узнали, что железная дорога за ними уже перерезана противником. Вражеское кольцо вокруг Киева замкнулось.

18 сентября сорок первого года… Дата, которая мичману Бабкову и его боевым товарищам останется памятной на всю жизнь. В этот день наши войска, оборонявшие Киев, по приказу командования оставили его, чтобы сосредоточить силы и пробиться из окружения в районе станции Борисполь, что в тридцати километрах восточнее города — там, где теперь Киевский аэропорт. Сюда капитан-лейтенант Лысенко повел моряков своего дивизиона. Сюда же шли моряки кораблей, находившихся на Днепре в черте Киева и до последнего дня помогавших нашим войскам отбивать атаки врага. Они тоже выполнили самый тяжкий для моряка приказ. Опустили в днепровскую воду свои корабли с поднятым на фалах флажным сигналом «Погибаю, но не сдаюсь». Ни одного корабля флотилии не оставили днепровцы врагу.

Лысенко, Бабков и матросы дивизиона добрались до Борисполя к вечеру. Небольшой городок был заполнен войсками, готовящимися к прорыву. То и дело слышался гул вражеских самолетов, и как только он надвигался, сразу же начинали стучать зенитки, пулеметы, винтовки. Взвывали, выходя из пике, бомбардировщики с черными крестами на крыльях, гремели разрывы бомб, вой затихал, чтобы через четверть часа возникнуть вновь…

Только надвинувшийся вечер принес тишину.

Не сразу Бабков и его товарищи нашли своих днепровцев среди многих тысяч бойцов, заполнивших Борисполь. Встретили не только тех, кто ушел из Киева, потопив корабли, но и матросов из отряда майора Добржинского. Немногих. За трое суток ожесточенных боев с гитлеровцами, рвавшимися к Борисполю, из отряда осталось лишь двадцать семь человек.

Погиб и сам майор Добржинский.

Вскоре встретили комиссара флотилии Кузнецова.

— На прорыв пойдем ночью, — объявил он. — Вместе с армией. Возможно, прорываться придется отдельными группами. Помните: если кто-нибудь отобьется, потеряется— после прорыва идти на Харьков, дальше — на Сталинград, там будет собираться весь личный состав флотилии. Есть ко мне вопросы, товарищи?