Владимир Малахов - Жили мы на войне

— Сережка, Витька! — кричу. — Доставайте пилу, сносите этот столб к чертовой бабушке!

Ребят два раза просить не надо — мигом столб свалили. Перевели дух, стряхнули пот, на меня смотрят — что, дескать, дальше?

— Тащите, — говорю, — веревку, вяжите за перекладину.

Так и сделали. Посмотрел я на молодых ребят, жаль их стало. Ну куда их в эту стылую воду посылать? Нет уж, думаю, им жить да жить надо, жениться, детей народить, корень в землю пустить. Уж лучше я, старый хрен, простывать буду. Шинелишку сбросил, сапоги, а над брюками задумался. А что если этот жуткий поток меня в Европу унесет — как же я в таком виде там предстану? Неудобно: старшина — и в подштанниках! Бросился в воду, побарахтался, но благополучно на другой берег выбрался. Укрепил свой конец веревки за громадный камень, и получилось у нас что-то вроде переправы.

Сгрузили продукты на сухой бугорок. Вначале лошадей пустили. Они у нас мигом поток этот перемахнули, да еще и ребят на себе перевезли. Опять же веревками привязал я кухню, а Витька-повар да Сережка-контуженный другие концы к лошадиным хомутам прикрепили и вытащили кухню на тот берег. Вернулся по бревну ко мне Витька-повар. Связали мы продукты узлами и прикрепили к своим головам. Знаете, как в Африке на головах разные предметы носят, — вот так и мы. Ничего, перетащили. Правда, в пути неприятность вышла — какая-то сволочь из леска, что метрах в пятистах стоял, обстреливать нас начала. Пришлось опять в воду сползать и, за столбом укрываясь, заплыв делать. А потом, как доплыли, схватил я карабин, гранату и, в чем был, босиком кинулся в этот лес проклятый. Фашист, видно, подумал, что я сумасшедший, и тягу дал. Гнался я за ним — не догнал. Вернулся. Выпили мы горькую, потом осмотрели кухню, помыли где надо и такую кашу сварганили — пальчики оближешь. Только до места добрались — и наши подошли. А обед — пожалуйста, с пылу, с жару. Ешь и отдыхать заваливайся.

Старшина помолчал, и вдруг в глазах его снова заплясали веселые огоньки:

— А все-таки объясни нам, солдат Сидоров, зачем тебе понадобились белые нитки?

Артподготовка была короткой, но интенсивной: земля так и вздыбилась. Не дожидаясь ее конца, мы бросились вперед, ожидая встретить сопротивление фашистов, но увидели вдали только их спины.

Траншеи были выкопаны на окраине села, на склоне, а за нашими спинами вверх убегали дома, в подвалах которых прятались жители.

— А хорошо все-таки, братцы, в наступлении, — сказал Жорка. — Окопы не рыть, брустверы не маскировать. Рванул стометровку — и финиш. И все тебе тут готово, знай, обживай.

И в самом деле, не прошло и получаса, как траншеи были обжиты. Пристроили вещмешки, углубления для боеприпасов сделали, чтобы они под рукой были, а кое-кто уже поудобнее устраиваться начал — солдат впрок спит, когда еще придется?

И тут над траншеями пронеслось:

— Берегись! Гранаты!

Я вскочил: чего беречься надо, откуда гранаты, почему? Высунулся из окопа, глянул вперед — все спокойно. А голос не унимается:

— Не там, лейтенант, глянь назад.

Повернул я голову и обмер. В самом деле, вдоль по улице, под уклон, подпрыгивая, катятся прямо на нас штук тридцать, а может, и больше гранат.

— Ложись! — кричу, а сам уже на дно окопа плюхнулся, голову обхватил руками, думаю: «Ну, сейчас всех в клочья разнесет». И еще мысли мелькают: «Или окружили нас немцы, или какой фанатик в подвале уцелел и высыпал на улицу весь ящик?»

Проходит минута, другая — нет взрывов. Начал я голову поднимать, и тут одна граната прямо по ней угодила, а другая — по спине стукнула. Все! Боже мой, сколько раз на фронте вот так мелькало это тоскливое слово «все». И сколько раз после него шептали пересохшие губы: «Пронесло».

Губы-то прошептали, а я лежу и пальцем пошевелить боюсь, чувствую: где-то рядом она, проклятущая, лежит, ждет своей секунды.

Осторожно приоткрываю один глаз — вижу только комья земли, приоткрываю другой — что-то лежит, похожее на гранату-лимонку. Но не взрывается. Все же шевелиться боюсь — другая, которая по спине долбанула, может в любой момент загреметь.

А тот голос, что первым крикнул «гранаты!», радостно так, удивленно звенит:

— Ребята, не гранаты это — яблоки!

Тут я совсем понимать перестал. Почему яблоки? Все еще лежу, а у соседа уже на зубах хрустит, на вкус, видно, «гранаты» пробует. Поднялся я, вижу: многие ребята сидят и яблоки уплетают. Жорка вытер о полу шинели одно, протягивает мне: