Владимир Малахов - Жили мы на войне

Прошли минуты, и наступила тишина. Мы стали подниматься, отряхивая землю, чертыхаясь и смеясь.

Один за другим подходили солдаты. Потерь, к счастью, не было. И тут я спохватился — где же младший лейтенант? Не видно. Неужели… в блиндаже? Да нет, не может так быть.

На всякий случай достали мы веревку, привязали к двери блиндажа, залегли и дернули. Взрыва не было. Я вошел и в дальнем углу увидел человека. Он сидел не шевелясь.

— Младший лейтенант, это ты? — спросил я.

— Я.

Присел рядом.

— Ранен?

— Да нет, — тихо сказал он. Помолчав, вздохнул, пошарил вокруг, отыскал пилотку, стряхнул с нее землю.

— Понимаешь, лейтенант, не могу побороть себя и все, — начал он. — Вот говорю вроде правильно, толково и хорошо. Ведь так?

— Так, — подтвердил я.

— А случится такое, как сейчас, и все правильные мысли и советы, которые даю другим, вылетают. Первый об осторожности забываю. Выйду сейчас, а солдаты надо мной будут смеяться.

— Не будут, — твердо заверил я. — Они все понимают.

— Недавно я из училища. Только прибыл, в штаб определили, а через месяц приходит письмо от однополчан отца. Представляешь — погиб он. Вот так и погиб — полез в блиндаж и на воздух поднялся. Был человек — и не стало. Видно, и мне такая же участь уготована.

— Брось, — сказал я, поднимаясь. — Вставай.

— И вот, подумал я, — словно не слыша моих слов, продолжал младший лейтенант, — сколько же народу на войне вот так, по неосторожности погибает? Пошел к командиру, рассказал ему. Он поддержал мою идею, и теперь вот хожу по батальонам, даю советы солдатам… А сам?

— Это пройдет, а слова твои нужны всем нам. Напоминать всем нам об осторожности — никогда не лишне.

— Честное слово? — схватил он меня за руку.

— Честное.

Мы вышли из землянки. Встречались нам солдаты. Но ни на одном лице я не заметил ухмылки.

Строили мы на фронте, пожалуй, быстрее и надежнее, чем сейчас. За сутки целую деревню под землей сооружали. Правда, архитектурой похвастаться не могли, но внутри землянок — всегда комфорт: столы сколочены, скамейки, у стен — лежанки. На них хвойных веток набросаем, и запах кругом пойдет, как в парикмахерской. Растянешься на лежанке — благодать. Ну и то, что над головой три наката, немалое удовольствие доставляет.

И в тот раз блиндажи за одну ночь отгрохали. Жорка быстро чаек сообразил. Интересный человек — Жорка. Его вовсе и не Жоркой звали, солдаты ему это имечко присвоили. Бывало, кричат:

— Жорж, макинтош!

Он хвать шинель и ко мне.

— Чего ты? — удивишься.

— Так ведь шинель приказали дать.

А солдаты уже за животы схватились.

Ко всему он относился очень серьезно и юмор начисто отвергал. Сидим мы за столом и чаи гоняем. И всех в сон тянет. Только слышу — артналет начался.

— Жорж, — говорю, — сбегай, посмотри, что там?

Через несколько минут ординарец возвратился.

— Стреляют, товарищ лейтенант.

— Да слышу, что стреляют, а где снаряды ложатся?

— Далеко…

Сам вышел, посмотрел: снаряды в самом деле далеко бухают, а расчеты наши на всякий случай в блиндажах укрылись.

— Ладно, — говорю свободным солдатам, — давайте отдохнем, поспим.

Были у нас разные мечты, у каждого своя. Но две общие. Одна — дожить до победы. Другая — поспать вдоволь. Только мало кто знал, что означало это «вдоволь».

— Жорж, — спросишь иногда, — сколько бы ты проспал, будь твоя воля?

— Да минут шестьсот, товарищ лейтенант.

Об этих шестистах минутах мечтал, пожалуй, каждый.

Расстегнул я ворот, ослабил ремень, лег. И сразу у нас замечательный оркестр образовался: по части храпа наш взвод славился в батальоне, очень дружно получалось, как по команде. Уж не помню, сколько времени прошло, только солдаты один за другим подниматься стали. А мне не хочется. Слышу: котелки гремят, ординарец свет разжигает. Думаю про себя: «Еще минут пять полежу». Но Жорка в таких случаях неумолим. Чувствую, подходит ко мне и ласково, но настойчиво начинает свою песню:

— Товарищ лейтенант, а, товарищ лейтенант…

И подносит свой светильный агрегат, чтоб, значит, отыскивать вещи было, сподручнее.

— Сейчас встану, — говорю я. И уж хотел одним махом покончить со сном, как Жорка смертельно испуганным голосом завопил:

— Не поднимайтесь, товарищ лейтенант!

— Что еще за новости? — недовольно бурчу и хочу рукой опереться.

— Не шевелитесь! Думаю, дело серьезное.

— Что такое? — уже с тревогой спрашиваю.