Владимир Малахов - Жили мы на войне

Однажды поставили перед нами задачу — выбить немцев из небольшого леска. По нашим уральским понятиям никакой это не лес — так, с полсотни захудалых деревьев. Думали его с ходу взять, а застряли на три дня. Только сунулись — такой на нас огненный шквал обрушился, что пришлось залечь, разобраться, что к чему, и начать наступление по всем правилам. Потом оказалось — штаб у них какой-то в этой рощице обосновался.

На третий день выбили немцев из леса и, как водится, стали обживать местность. Видим: блиндажи оборудованы в три наката. Между ними — ходы сообщения. Все замаскировано. Капитальные сооружения, ничего не скажешь. Только собрались мы по-царски расположиться, подбегает ко мне младший лейтенант и просит построить солдат. Ну что же, просьбу надо выполнять, тем более что указание начальства на сей счет было.

Построились ребята. Младший лейтенант вышел вперед и начал:

— Солдаты! Я к вам по серьезному делу послан. Война к концу идет. И мне поручено призвать вас к осторожности. Осторожного, как говорится, бог бережет. Мы провели исследования и выяснили: уж очень много у нас неоправданных потерь.

— Ахнет мина — какая может быть осторожность?

— Когда мина рядом разорвется — тут уж ничего не поделаешь. Хотя смотря в какой обстановке. Если в наступлении — одно дело, если в обороне — другое. Вот, скажем, остановились вы после атаки. Команда «окопаться!» Один солдат добросовестно выполнит ее, в полный рост окоп выроет, другой для вида, чтобы командир не привязывался, ковырнет лопатой раз-другой и заваливается спать. И вот, представьте, между этими солдатами разорвалась мина. Каков результат? Тот, который в полный рост окопался, жив и здоров, домой письма пишет и врага продолжает громить. Тот, который схалтурил, в лучшем случае в медсанбат направляется, а в худшем — так и не проснется никогда. А ведь у него мать, жена молодая да красивая, может, даже дети есть.

Лейтенант помолчал. Гляжу — призадумались мои солдаты. И я подумал: «А ведь верно говорит».

— Или вот вам другой пример. Но сначала вопрос: куда вы пустые консервные банки деваете?

— Что же их, с собой таскать?

— Не надо с собой таскать пустые консервные банки. И выбрасывать не надо. Встали вы в оборону или, как сейчас, на ночь остановились. Свяжите эти банки и развесьте по кустам. Решил фашист взять кого-то из вас в «языки». Тихо подползает, а кругом темень. Ни вам, ни ему ничего не видно. И вот задел он эти самые банки, а они и загрохочут. Вам все ясно. Вы автомат на живот, «хенде хох!» — и не вы у него, а он у вас в «языках» ходит.

Младший лейтенант показал, как фашист в «языках» ходит, и мы не могли удержаться — расхохотались. Все-таки великим мастером перевоплощения был он. (Если не сложил где-нибудь на чужой земле свою красивую голову, наверное, играет где-нибудь на сцене на радость людям.)

— Вот скоро переступим мы границу этой, трижды проклятой, гитлеровской Германии. Войдете вы в немецкий дом. Навстречу вам хозяин или хозяйка. Что они говорят?

— Гитлер капут!

— Ну это само собой. Говорят они: «Битте, господин солдат». У них там все господа. Ни кола, ни двора — все равно господа. Да… Вот, говорят они: «Битте, господин солдат. Пожалуйста, откушать». Что вы делаете?

— Едим, если, извиняюсь, жрать хочется, — послышалось из строя.

— А если еда отравлена? Если этот хозяин — отчаянный фашист и решил вам такую свинью подложить? Что? Молчите? Вот то-то и оно. Вы должны заставить их от каждого блюда у вас на глазах отведать. Ну, а потом смело ешьте. Последний пример. Вот перед вами немецкие блиндажи. Они только что оставлены противником. Некоторые из вас, заметил я, хотели туда нырнуть. Признавайтесь — было такое желание?

— Было! — дружно и весело откликнулся строй.

— Было, — укоризненно повторил младший лейтенант. — А ведь они могут быть заминированы. Немцы знали, что мы их сюда выгоним? Знали! Наверняка. Что им стоило мину подложить и шнурок к двери привязать. Потянул за дверь, мина сработала, и опять нет человека. Ведь вот какое дело, ребята.

Мы уже с уважением поглядывали на младшего лейтенанта. Он помолчал минуту, погруженный в свои мысли, потом встряхнул головой:

— А как надо? Раздобыть веревку, осторожно прикрепить ее к двери, залечь и дернуть. Дверь откроется, взрыва нет, тогда смело входи…

И тут, как назло, в немецкой стороне раздался жуткий скрежет. Как будто кто-то громадными железными щетками скреб по железу. Это заработали немецкие шестиствольные минометы. Мы знали, что эти «посылки» адресованы нам, что через несколько секунд гулко ударят мины в грудь земли, разорвутся с огнем и осколками, поражая все живое. Но этих секунд было достаточно, чтобы мы разбежались в разные стороны, шлепнулись на землю, хоронясь кто за пень, кто за кочку.