Петр Игнатов - Голубые солдаты

Колесов поморщился, поскреб затылок.

— Эх, яблочко, такого еще не бывало в нашей практике. Тяжелый случай!

Издалека донесся гудок паровоза.

— А может, на станцию пробраться? — предложил вдруг Бодюков. — Глядишь, там какой-либо выход найдется. Как по-вашему, братцы?

Мы все вопросительно уставились на Астафьева. Тот не торопился с ответом.

— Попробуем, — промолвил он наконец. — Там в поселке есть наши люди. Один даже в «начальниках» ходит — бригадир ремонтников. Возможно, и впрямь придумаем что-нибудь подходящее.

— Решено! — закончил я, уже не колеблясь…

Ночью Астафьев привел нас в большой поселок, примыкавший к станции. Кварталы вдоль железнодорожного пути были почти начисто сметены немецкой авиацией еще в первые месяцы войны. Кое-где над землей торчали обломки стен и печей. Западная часть поселка сохранилась, и там гитлеровцы расселили своих солдат и русских рабочих, согнанных сюда для ремонтных работ на станции.

Оставив нас в глинистом карьере у развалин бывшего кирпичного завода, Астафьев вначале отправился в поселок один. Ночь снова выдалась темная, беззвездная. Временами начинал идти мелкий дождь. На станции шипели паровозы, лязгали буфера, громыхали колеса. Как светляки, помигивали фонари поездных бригад и осмотрщиков вагонов. Слева и справа от станции тускло горели огни семафоров.

Астафьев вернулся в сопровождении невысокого пожилого мужчины, говорившего осипшим голосом. Это был бригадир одной из ремонтных бригад — Семен Кириллович Никитов.

— Одежа-то у вас какая? — спросил он. — Военная или цивильная?

— Партизанская, — ответил Астафьев. Кто во что горазд.

— Оружия чтоб никакого, — предупредил Никитов.

— Это как же без оружия! — возмутился Колесов.

— Я про винтовки и, так сказать, про видимое говорю.

— А пистолеты, ножи, гранаты?

— Ежели припрятать хорошо, то пожалуй… За рабочих своих выдам вас. Тут недалече шанцевый инструмент сложен у меня. Прихватим для видимости.

Пришлось всё «видимое» оружие — автоматы — оставить с Рязановым среди руин обжиговой печи. Пистолеты, ножи и гранаты рассовали по карманам, за пазухами, в голенищах сапог. Одежда у нас была действительно разношерстная, какую носят гражданские лица во время войны: в основном самая что ни на есть «цивильная», но с некоторой примесью воинской.

На станцию проникли благополучно. Постовые, посвечивая карманными фонариками, проверили пропуск Никитова, а нас, «рабочих», вооруженных ломами, кирками и лопатами, пропустили по счету. Все мы были начеку, и, если бы кто из охранников заподозрил что-либо неладное, наши ножи сделали бы свое дело.

На станции стояло несколько эшелонов. На путях, формируя составы, ползал маневровый паровоз, напоминавший старика, задыхавшегося от приступа астмы: так отчаянно он шипел паром и ухал. Один эшелон готовился к отправке на фронт — в сторону «нашего» моста. На платформах — танки, зачехленные пушки, из вагонов доносился храп и гомон солдатни.

Когда мы проходили невдалеке от хвоста эшелона, с тормозной площадки последнего вагона спрыгнул немец-кондуктор и что-то крикнул осмотрщику вагона, остукивавшему молотком бандажи колес. Тот подошел. Кондуктор попросил огня, закурил сигарету и тотчас вернулся на площадку, где под красным сигнальным фонарем маячила фигура охранника.

Колесов крепко сжал мой локоть, прошептал:

— Видел?

— Что именно? — не понял я.

— Кондуктор и один охранник… — задыхаясь от волнения, сказал Колесов. — Снять их с площадки, переодеться и на мост…

— А дальше что?

— Первым заходом устроить там затор, а следующим — рвануть.

Это была заманчивая и вместе с тем довольно просто осуществимая идея. Я сразу ухватился за нее. Понравилась она и Астафьеву…

Вернувшись на стоянку, мы в ту же ночь разработали детальный план действий и весь следующий день готовились к его выполнению.

Снова ночь. Сильный ветер разметал пелену туч, весь день висевшую над землею. По звездному небу мчались черные косматые облака. Шум леса сливался с шумом камыша, и порой казалось, что где-то невдалеке стонет разбушевавшееся море.

На этот раз мы двинулись в путь, изрядно нагрузившись взрывчаткой. План операции, разработанный нами, был и дерзок и опасен, но настроение было приподнятым. Каждый почему-то проникся верой в успех задуманной диверсии, и эта вера окрыляла нас.

Еще днем Галя с Рязановым и двумя проводниками отправились через болота к невысокому пригорку, откуда хорошо просматривался участок железнодорожного перегона, подходившего к станции с запада. К вечеру мы уже располагали точными сведениями, сколько эшелонов прибыло на станцию, сколько из них ушло к фронту, сколько проследовало с востока на запад. По нашим подсчетам, на станции к полуночи должно было находиться два состава, следовавших на фронт…