Петр Игнатов - Голубые солдаты

Как мне хотелось, чтобы пламя войны не коснулось никого из моих близких. Я все еще надеялся, что вот-вот получу из Краснодара весточку о моей жене и дочурке, именно добрую весточку.

Получали письма Бодюков и Рязанов. И лишь Колесов не получал. Когда мы читали письма, он уходил куда-нибудь. Его родные места и люди, близкие его сердцу, находились на оккупированной врагом территории.

— Скорее бы, скорее! — часто повторял он, как бы рассуждая вслух.

Мы понимали, что означало это слово. Его, как и всех нас, все сильнее тянуло на фронт, туда, где ни на мгновение не утихал гул страшных боев.

Поздней осенью школа разведчиков была переброшена в Подмосковье, где шли тяжелые бои с фашистскими армиями, стремившимися любой ценой захватить столицу нашей Родины до наступления зимы. Но наши войска стояли насмерть, и гитлеровцы уже не могли продвинуться ни на шаг вперед. А тут началась зима — вьюжная, с лютыми морозами, ледяными ветрами.

Однажды утром полковник Теплов вызвал меня к себе и нежданно-негаданно направил в полковую разведку (не в авиадесантную, а наземную).

«Неужели откомандировывает?» — подумал я и почувствовал, как от огорчения и обиды меня бросило в жар. Очевидно, по выражению моего лица полковник понял, что творится у меня на душе.

— Чем вы встревожены, младший лейтенант? — спросил он.

— Этим направлением! — признался я. — Ведь нас готовили не для полковой разведки.

— Ах, вот что! — улыбнулся полковник. — Рветесь в небо? Будет и это, не волнуйтесь. Но, поскольку вы офицер и поскольку вам предстоит командовать разведгруппой авиадесантников, я направляю вас для прохождения последней боевой практики к разведчикам пехотного полка. Побывайте с ними в тылу врага и познакомьтесь с условиями, в которых вам и вашей группе придется действовать в дальнейшем.

У меня сразу отлегло от сердца,

Передний край нашей обороны проходил у небольшого селения Барабаш — полуразрушенного, занесенного снегом. Приземистые хаты в нахлобученных снежных папахах были похожи издали на огромные сугробы, высившиеся по сторонам одной-единственной улицы, которая тянулась по пологому склону косогора.

В одной из этих хат и расположился наш взвод разведчиков, измерзшийся как нельзя больше во время ночной вылазки в тыл врага. Задание было выполнено: мы приволокли «языка» — матерого эсэсовца из штабистов. Дорогой ценой обошелся он нам. Погиб командир взвода лейтенант Минаков, погиб и общий любимец Вася Румянцев, пытавшийся унести тело убитого командира, а тяжело раненный и сильно обмороженный Сережа Жуков был отправлен в медсанбат. Что поделаешь, война не обходится без жертв.

«Язык» оказался стоящим. Командование вынесло нам благодарность за успешно проведенную операцию, и мы получили вполне заслуженный отдых. Командовать взводом начальник разведки поручил мне. Это назначение явилось для меня несколько неожиданным, и я, понимая всю тяжесть ответственности, ложившуюся отныне на мои плечи, вступил в новую должность не без трепета. Правда, людей во взводе было не так много, но все отличные бойцы. На таких можно было положиться не только как на опытных и отважных разведчиков, но и как на прекрасных, самоотверженных друзей. Все они одобрительно отнеслись к моему назначению на должность взводного. Это вселило в меня некоторую уверенность в том, что с их помощью я смогу заменить Минакова.

Перво-наперво мне, уже как командиру взвода, пришлось решать задачу, где расквартировать своих бойцов, в селении. К счастью, нашлась одна пустая хата, стоявшая на отшибе у дороги перед спуском в глубокую балку. Быстро и дружно мои хваткие ребята заделали досками и соломой проломы в стенах, дыру в потолке, затем раздобыли где-то дров. Бывший моряк Черноморского торгового флота Степанюк затопил большую русскую печь, вокруг которой сгрудился весь взвод. Сырые поленья плохо разгорались, шипели, дымили, я Степанюк едва успевал подсовывать под них солому.

— Подать еще охапку! — покрикивал он. — Нечего глазеть. Дуй, дуй, братва, на огонек.

— Каши мало ели, дуть нечем! — неслось в ответ.

— Вас накорми кашей вдосталь, тогда наш кубрик как бомба разорвется, — бросал Степанюк.

Огонь в печи постепенно оживлялся, дрова потрескивали веселее, и теплота все ласковее поглаживала задубевшие от мороза лица и руки бойцов.