Иван Багмут - Записки солдата

Но бабка, которая дремала на печи и теперь высунулась из-за трубы, крикнула:

— Отдай им его! Отдай!

— Чтоб ты сдохла! — выдавил сквозь зубы старик и повторил: — Нет у меня никакого золота.

— Золото! Живо! Где золото? — гипнотизируя его взглядом, проговорил грабитель и приблизил к лицу хозяина нож, с которого стекали страшные капли.

Старик не выдержал и признался, что золото зарыто под шестком.

Через несколько минут грабители нашли горшок, пересыпали десятки и пятерки к себе в карманы и, напугав старика, что убьют, если он сразу же за ними выйдет из хаты, скрылись.

Шинкаренко вышел во двор через несколько минут и увидел у порога мертвую Лукию.

Ивась узнал обо всем этом в ту же ночь от дедушки. Услыхав крик, который поднял старый Каленик, тот, как и другие соседи, побежал к Шинкаренко.

Было поздно, плошку погасили, старик почему-то рассказывал шепотом, и в темноте страшное казалось еще ужаснее.

— И ведь двое детишек сиротками остались! — сокрушалась мать Ивася.

Мальчик представил себя сиротой, и ему стало так больно, что, случись такое с ним самим, он бы не пережил.

На другой день Ивась пошел смотреть похороны. Он пробирался огородами мимо пустой хаты, где когда-то охотился за воробьиными яйцами, и встретил двух мальчишек. Оба были старше его, один примерно года на четыре, но, несмотря на это, оба сопливые. Ивася поразило и самое их появление, и в особенности вид.

— Вы кто такие? — спросил он, остановившись.

— Пиля и Паля — сукины сыны, — ответил старший и, разинув рот, уставился на Ивася.

— Как это — сукины сыны? — не понял Ивась.

— Так зовут.

— А кто Пиля, кто Паля?

— Я — Паля, а он — Пиля, — ответил младший.

В это время из-за усадьбы Шинкаренко вышел муж покойной Лукии и крикнул:

— Эй! Пиля, Паля! Сукины сыны, вы где? Марш домой!

— Зовут, — сказал старший и, взяв за руку младшего, зашагал к хате.

Карабутча смотрел им вслед, настолько пораженный всем виденным и слышанным, что даже не засмеялся.

Лукию похоронили, но забыли о ней не скоро, потому что ее смерть имела совершенно неожиданные последствия. Поскольку Лукия погибла из-за золота Шинкаренко, старый Каленик решил искупить свой грех и пожертвовал пятьсот рублей на церковь.

Все село с восторгом и почтительностью говорило об этом бескорыстии, дивясь щедрости скряги Шинкаренко. Но вскоре голоса, хвалившие старика, умолкли. Дело в том, что он, объявив о великодушном решении, предложил всем своим должникам немедленно вернуть долги, а они в сумме как раз и составляли пятьсот рублей… Должников было много, и если еще принять во внимание, что большинство бедняков уже назанимало и хлеба, чтоб дотянуть до новины, то можно себе представить, что набожность богача многим вышла боком.

Пострадал от нее и Ивась, только немного погодя, летом, уже когда пас корову не в лесу, а на выгоне, где на большом, разделанном на клочки лугу паслось много скота. Для Ивася пасти на выгоне было сплошной мукой: заметив его вялость и смиренность, несколько подростков с другой улицы при первой возможности начинали над ним издеваться. Не говоря уже о том, что мальчишки заставляли его заворачивать их коров, они то и дело затевали с Ивасем борьбу или драку и вели похабные разговоры, слушать которые ему было еще неинтересно, а только противно.

Даже нянчить — занятие, которое Ивась ненавидел больше всего на свете, верно, потому, что у Карабутов всегда были грудные дети, а в тот год даже двое, так как родились близнецы, — и то было лучше, чем пасти на выгоне.

А если среди пастухов появлялась девочка, то кто-нибудь из ребят постарше обязательно приписывал Ивасю симпатию к ней и, приплясывая, выводил над самым ухом у Ивася:

Все смеялись, а Ивась так и пылал от стыда.

Но все же выпадали и для него хорошие дни — это когда у Бражников не было работы для мерина и старший их сын Микита выводил его пастись на выгон. Тогда юные озорники не только не трогали Ивася, а даже сами бегали заворачивать его корову. Микита, разлегшись на зеленой траве, усаживал рядом Ивася и разговаривал с ним как с равным, всегда рассказывая что-нибудь интересное.

Ивась, чувствуя, как пригревает солнышко и как пахнет воздух, ощущал всю радость бытия.

Но в это лето бражниковского Микиты среди пастухов не было. Отец Микиты задолжал Шинкаренко тридцать рублей, и, когда встал вопрос — продать корову или коня либо отдать сына внаем, Бражник выбрал последнее. Каленик проявил и тут доброту и нанял парня на хутор своего зятя-вдовца, положив батраку за «срок» (от Петрова дня до покрова) двадцать рублей, а с десяткой обещал потерпеть до осени, пока Бражники соберут урожай. Так Карабутча, потеряв неожиданно своего защитника, стал жертвой социального неравенства, хотя воспринял происшедшее как личное невезенье.