Иван Багмут - Записки солдата

Первая работа, которую поручил отец Ивасю, была пасти корову. Сама по себе пастьба, собственно, не требует большого физического и морального напряжения, но с нею связано много побочных неприятностей.

Всех детей можно разбить на две категории — на тех, которые, проходя по улице, дразнят собак, и на тех, которые не дразнят. Карабутеня принадлежало ко второй категории и в описываемый период собак боялось. Пока Ивась гнал корову селом, собаки были не очень страшны: у богачей они на цепи, а у бедняков и середняков редко злой пес. К тому же на улице встречались люди, которые защитили бы ребенка.

Страшное начиналось за селом. По дороге, неподалеку от пастбища, стоял хутор Котов, родичей соседа Карабутов Каленика Шинкаренко. Как и у каждого богача, у Кота был большой и злой пес. Если сельским собакам надоедало лаять на прохожих и они гнались за Ивасем больше для порядка, то этот бросался на мальчугана с явным намерением укусить. Карабутеня, держа одной рукой на веревке корову, другой героически отбивалось от остервенелого пса, который был вдвое больше его ростом. Ни Кот, ни Котиха не останавливали собаку. Поскольку мимо проходило совсем немного народу, хозяева считали Карабутеню вполне подходящим объектом, чтобы учить пса рвать людей, вырабатывая качество, необходимое «другу человека», «дружащему» с кулаком.

Прибыв на место и привязав корову к колышку, пастух чувствовал себя спокойно и, если бы не перспектива гнать корову домой на обед и не боязнь, что корова вырвет колышек и сбежит, был бы счастлив. Ивась барахтался в заболоченном озерке, мечтая о рыбе, ловил головастиков, рвал лютики и лепеху или искал в траве щавель и козлобородник.

Маленькие полоски, на которые здесь была изрезана земля, использовались хозяевами больше для сенокоса, и потому мальчуган был совсем один. Наигравшись вволю, он скучал, все чаще посматривал на солнце и становился к нему спиной, чтобы определить длину своей тени. Когда она равнялась его росту, можно было гнать на обед. И как ни страшно было снова встретить пса, Ивась ждал этой минуты с нетерпением.

Иногда с ним шел его четырехлетний брат. Целый день они сражались в «пьяницы», играя в маленькие карты, купленные на ярмарке за копейку, да еще с конфеткой в придачу, и время проходило веселее.

Кроме собаки с пастьбой связана была еще одна неприятность — приходилось рано вставать. Утром очень хотелось спать, холодная росистая трава жгла босые ноги, Карабутеня плакало, а сзади раздавались сердитые окрики отца, а то и матери, требующие немедленно прекратить рев во избежание наказания прутом.

Но это было еще ничего. Спустя несколько дней у Ивася потрескалась кожа, появились цыпки, и тут уж утренние хождения на пастбище стали истинной мукой. Побарахтавшись в болоте, Карабутеня, конечно, не вытирало ни рук, ни ног. Мокрая кожа сохла на ветру и на солнце и лопалась. На пятках трещинки были довольно значительные. На руках и на ногах возле щиколоток их можно было различить по проступившей крови, они и назывались цыпками, — верно, потому, что те, у кого они были, пищали от боли, как цыплята.

Особенно громко пищал малыш вечером, когда мать или бабушка мазали цыпки сметаной. А по утрам раздавался уже не писк, а настоящий плач. За ночь цыпки и трещины просыхали, и малейшее движение вызывало неимоверную боль. Если же на ранки попадала еще и вода (а избежать этого было невозможно — руки приходилось мыть, а ноги смачивала роса), муки становились просто нестерпимыми. Взрослый вряд ли вынес бы их, но Карабутеня и миллионы его деревенских сверстников выносили, — должно быть, потому, что больше ничего не оставалось делать.

Неприятности, связанные с трудовым процессом, этим не ограничивались. Включение Ивася, так сказать, в номенклатуру трудоспособных членов семейства коренным образом изменило его положение — теперь требовали, чтоб он трудился ежедневно. Если корову гнал на пастбище старший брат, Ивася ставили на так называемую легкую работу, как правило однообразную и бесконечную: например, отгребать руками зерно из-под веялки. Кончалась работа только с окончанием длиннющего рабочего дня.

В пору молотьбы (Карабуты, как все средние хозяева, молотили конным катком) мальчугана определяли собирать «конские яблоки» на току. Это грязное занятие вызывало насмешки и старших и младших братьев, а слезы Ивася (ими он отвечал на всяческие неприятности) кончались еще и бранью отца, который считал их безосновательными.