Иван Багмут - Записки солдата

Вдруг из щелей танка пошел дым и пулемет бессильно замер. Но боец уже не шевелился. Костенко с уважением и горестью смотрел на серую неподвижную шинель и напрягал память, чтобы вспомнить, где он видел это лицо и почему сначала оно пробудило в нем непонятное беспокойство. Он представлял себе черные глаза — и тогда в уме вертелись слова, связанные с этими глазами, но вспомнить их он не мог. Вдруг его взгляд упал на блестящий котелок, прикрепленный к поясу убитого. Петру сразу все стало ясно.

«Твоя почему без очереди?» — вот кто был этот боец!

Снова по улице прошел бронетранспортер. Костенко с особой яростью дал очередь. Из головы не шел Хаджибаев… Петру было больно за вчерашнее и еще больнее, что Хаджибаев погиб. Разведчик снова повернул к нему голову и увидел, как из садика, минуя сожженный танк, выбежали и спрятались в соседнем дворе несколько красноармейцев. Он также заметил, что с противоположной стороны появился еще один танк. Как только Петро осознал, что остался в садике один и что окружен, он инстинктивно бросился за красноармейцами. Он выбежал на открытую площадку, и сразу же вокруг него зашлепали пули. Когда он пробегал мимо Хаджибаева, что-то с силой ударило его по коленям.

Костенко упал. Прислушиваясь к тупой, вибрирующей боли, он вспомнил, как кто-то рассказывал: в первые минуты можно даже не заметить, что ты ранен. Он осмотрелся вокруг и понял, что сделал ошибку, выбежав из садика. Теперь, если наши не выбьют фашистов из села, ему смерть.

Костенко попробовал отползти под защиту ближайшего сарая, но почувствовал такую острую боль в коленях, что едва не потерял сознание. С резким, коротким звуком около него ударились в землю несколько пуль, и он сразу же отказался от своего намерения, оставшись там, где упал, на открытом месте. Дело, по-видимому, подходило к концу. Он вытащил из кармана пистолет, положил его за пазуху, положил туда же две ручные гранаты, потом до самых ушей натянул капюшон маскировочного халата и, стиснув в руках автомат, перестал двигаться.

Вдруг сквозь стрельбу он услышал мощный стук мотора. Из-за садика вышел бронетранспортер и остановился в полусотне шагов от него.

Шестеро гитлеровцев в белых, перетянутых поясами халатах стояли в машине во весь рост и стреляли во все стороны из пулеметов.

Петра охватила смертная тоска, и все сразу стало безразлично. Он смотрел из-под капюшона на пулеметы и ждал, что вот-вот один из них повернется в его сторону — тогда конец. В автомате было с десяток, а может быть, и больше патронов. Вяло подумалось, что хорошо бы дать очередь и снять всех шестерых. Но минутный страх перед гусеницами бронетранспортера, которые тогда непременно пройдут по его телу, сковал волю.

Вдруг сбоку от себя он услышал тяжелый стон Хаджибаева, и в то же мгновение исчез страх. Петро почувствовал, что его тело стало легким, каким-то невесомым. Руки сами подняли автомат.

Костенко нажал на гашетку и блестящим глазом смотрел через мушку, как один за другим падали немецкие солдаты.

Бронетранспортер внезапно подался назад, потом рванулся вперед и двинулся на Петра. Разведчик схватил ручную гранату и бросил под машину. Не ожидая взрыва, он вытащил вторую гранату и, сжав ее в руке, поднял над головой. Бронетранспортер резко повернул в сторону и исчез за строениями.

Обессиленный огромным напряжением, Костенко опустил голову на снег. Двойная победа наполняла его хмельной радостью и гордостью. Он положил голову на автомат и, прислушиваясь к тупой, вибрирующей боли в ногах, стал ждать.

Когда стрельба утихла, Петро поднялся и увидел, что вражеские танки быстро уходят из села. Их осталось только три. Возле них появлялись и таяли облачка дыма. Костенко понял, что это рвутся наши снаряды.

Напрягая все свои силы, он на руках пополз к Хаджибаеву и крикнул:

— Хаджибаев! Жив?

Он припал к груди Хаджибаева и с радостью услышал, что сердце бьется. Он хотел позвать санитаров, но силы изменили ему, и он склонился головой на грудь товарища.

1945

Галиенко швырнул гранату и в то мгновение, как она взорвалась, кинулся вперед.

«Строил академик Бекетов» — бросилась ему в глаза высеченная на стене, забрызганная кровью надпись. Галиенко машинально, с лихорадочной поспешностью повторяя про себя эту фразу, словно от того, сколько раз он успеет ее выговорить, зависит — перебежит он улицу или будет убит, стреляя на ходу, мчался к дому.