Юрий Шестера - Бизерта

Через узкую дверь на носу броненосца, где в этот час никого не было, они пробрались в машинное отделение, где почувствовали себя уже в другом мире: везде тишина и полумрак. Шли осторожно, наугад, разговаривая вполголоса, освещая иногда при повороте дорогу быстро гаснущей спичкой. Как только могли мальчики знать, каким трапом спускаться? Везде теперь царила полная темнота, и этой темноте, казалось, не было конца! И все-таки, случайно или нет, но они, после блуждания в ней, наконец-то попали в большое отделение, где находились топки паровых котлов.

— Вот она, «пятая топка», — прошептал кадет Жорж, остановившись перед металлической дверцей, которая прикрывала топку.

Все стояли в торжественном молчании.

Настал момент проявить свою силу воли, стойко выдержав физическую боль. Перочинным ножом мальчики по очереди надрезали себе на руках кожу до крови, которая выступала на ней небольшими капельками, а затем то же самое делали и девочкам. И никто из них не издавал ни звука, хотя и было больно. И только небольшие шрамы на руках в виде белых полосок свидетельствовали о пройденном испытании их владельцами.

— Уходим! — неожиданно решительно сказал Жорж. — Время возвращаться, — пояснил он.

Теперь им все время пришлось подниматься вверх. Но, когда они добрались до выхода, оказалось, что палуба, такая пустынная в начале их экспедиции, была теперь полна народа: люди с чайниками в руках ждали кипяток для вечернего чая.

Но им ведь было строго запрещено лазить в машинное отделение, и поэтому, волей-неволей, надо было искать другой выход. Его поиски в кромешной тьме показали, что, увы, оставалось только отверстие, оставленное вентиляционной трубой, сорванной когда-то бурей вблизи Сицилии. Да и его-то обнаружили лишь благодаря дневному свету, который пробивался через него. Предприятие на этот раз было действительно опасным, так как можно было, вылезая через это отверстие, сорваться и упасть в глубокое машинное отделение. Тем не менее с помощью «силы воли» все благополучно очутились на верхней палубе.

И уже позже, обсуждая между собой эту тайную экспедицию, они с возбуждением почувствовали всю таинственность пережитого. А Жорж мрачно заявил, что был момент, когда при слабом мерцании свечи он ясно увидел за их спинами колеблющийся призрак.

— Я не хотел пугать девочек, потому и предложил срочно уходить, — признался он.

А те ужаснулись уже задним числом.

— Может быть, тебе это привиделось, Жора?! — с тайной надеждой спросила Ксения чуть дрогнувшим голосом.

Тот усмехнулся:

— Потому-то, Ксюша, призраки и называют привидениями. А ведь мы же специально искали именно «пятую топку», у которой, как и предполагали, витает дух сожженного в ней священника, — напомнил он.

— Выходит, что так, — вздохнув, согласилась та.

Так окончилась их эпопея по воспитанию «силы воли».

Через некоторое время открылась школа, которая официально называлась Прогимназией бывшего линейного корабля «Георгий Победоносец». Ее начальница Галина Федоровна Блохина была единственным профессиональным преподавателем. Она окончила Бестужевские педагогические курсы* и пользовалась большим авторитетом у всех учеников. Строгая, но справедливая, она обладала чувством меры и даром преподавания. И арифметика, благодаря ее таланту, казалась простым и ясным предметом.

Если другие учителя и не были профессионалами, то их культура и добросовестность вполне заменяли их возможную неопытность. Во всяком случае, они строго придерживались верного принципа воспитания — создавать интересы, соответствующие детскому миру своих подопечных.

На «Георгии» было много детей. Но не все, конечно, могли быть приняты в школу: некоторые были еще слишком малы, другие же — 15—16-летние — не могли уже нагнать пропущенные годы.

В большой зале «адмиральского помещения» ученики становились в пары по классам со своими учителями для утренней молитвы. Затем рассаживались по своим местам за двумя большими столами.

Как ни удивительно, но самым оживленным уроком был Закон Божий. И это, конечно, только благодаря личности отца Николая Богомолова. Молодой, большой, сильный и к тому же с большой окладистой бородой, он кипел энергией. У него был прекрасный голос, что позволило ему позже уехать на гастроли с казачьим хором. И он, ко всему прочему, был снисходителен к ребяческим прегрешениям, наказанием за которые была постановка провинившихся учеников в угол.