Юрий Шестера - Бизерта

Степан Петрович обнял ее.

— Не волнуйся, Оля, — через несколько дней, так как график выхода кораблей из Константинополя несколько изменился. А посему, может быть, и нагоним еще «Константина» в Наварине, где предстоит дозаправка топливом и пресной водой.

— Вот как это было бы хорошо! — не смогла скрыть та своей радости и вдруг оживилась: — Представь себе, Степа, у нас здесь, на «Константине», каждый день свадьба за свадьбой, и корабельный священник только успевает совершать обряды венчания!

— Ничего удивительного, дорогая. Ведь в Бизерту по требованию французов из гражданских беженцев допускаются только члены семей офицеров. И поэтому многие из них и не хотят расставаться со своими возлюбленными. Только-то и всего.

Ксения очарованно слушала отца, по-своему, уже с точки зрения подросткового возраста, оценивая происходящее.

Заметив это, Степан Петрович обнял ее:

— Не волнуйся, Ксюша, придет и твое время…

Ольга Павловна ревниво передернула плечами.

— А я вовсе и не волнуюсь, папа! Просто радуюсь за этих барышень. Ведь в другое время могло бы быть совсем и по-другому…

— Ты права, Ксюша. В другое время многое могло бы быть совсем иначе, — вздохнул он.

— Ты имеешь в виду адмиральских орлов на твоих погонах?

Степан Петрович рассмеялся:

— Это частный случай, Ксюша. Я же имею в виду будущее нашего Отечества…

Ольга Павловна решила сменить тему разговора, и с тайной ревностью в голосе спросила его:

— А ты знаешь, Степа, ведь на нашем «Константине» живут со своими семьями и некоторые флотские офицеры?

Тот улыбнулся, почувствовав ревностные нотки в ее голосе.

— Конечно, знаю, дорогая. Но это чины морского ведомства, а не корабельные офицеры.

— Вот так, мамочка! — вмешалась в их разговор Ксения. — А наш папа ведь даже не просто корабельный офицер, а командир корабля! — с гордостью произнесла она. — И потому-то у них нет, и не будет тех продуктов, которые он принес нам с тобой!

— У вас с папой просто какой-то заговор против меня! — растерянно произнесла Ольга Павловна, переводя взгляд с одного на другого.

— Это не заговор, мама, а восстановление справедливости! Ты все время стараешься упрекнуть папу в том, чего он не заслуживает! А это несправедливо! — и на ее глазах навернулись слезы.

— Извини, Ксюша, если я дала тебе повод осуждать меня за мое отношение к папе. Я же всегда любила и люблю его так же крепко, как и тебя, родная моя! — и уже из ее глаз брызнули слезы раскаяния.

Степан Петрович обнял их обеих.

— Что это вы выясняете отношения, дорогие мои?! Ведь мы — одна семья, и нам, как я уже говорил, ничто не страшно даже в это неустроенное и смутное время!

Когда же все несколько успокоились, Степан Петрович засобирался на свой корабль.

— Время не терпит — надо готовить миноносец к походу. Желаю вам, родные мои, доброго пути! До встречи в Бизерте!

— А мы можем, папа, проводить тебя до трапа? — умоляюще посмотрела на него Ксения.

— Почему же нет, Ксюша!

И когда он, поцеловав их, спустился по трапу в ялик*, где его ожидали матрос на веслах и его вестовой, сверху раздался звонкий голос Ксении:

— Семь футов под килем, папа!

Степан Петрович отвернулся в сторону, чтобы матросы ненароком не увидели слез, предательски набежавших на глаза их командира. Они же не должны видеть его слез, так как были не только убеждены, но и твердо знали, что на их корабле он — первый человек после Бога.

Выбора удобного времени для перехода у командования Русской эскадры не было. Это определялось не метеорологическими условиями, а исключительно политическими, которые всецело зависели лишь от решений французского правительства.

Именно поэтому в штормовых условиях, характерных для этого времени года в Средиземном море, по-разному проходил переход в Бизерту кораблей и судов Русской эскадры. Во всяком случае, график их следования, составленный штабом, был полностью нарушен в соответствии с общеизвестным в военном деле принципом: гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

Эгейское море, называемое еще и Греческим архипелагом из-за бесконечного количества живописных островов и островков, рассыпанных по всей его поверхности, встретило моряков весьма неприветливо, так как в это время года оно подвержено длительным и жестоким бурям. Сильный шторм трепал сравнительно небольшие французские конвойные корабли, которым приходилось оказывать помощь. Не легче было и подводным лодкам. И как впоследствии вспоминал капитан 2-го ранга Монастырев, командир «Утки», у него в самый трудный момент возникло непреодолимое желание погрузиться и следовать дальше уже в подводном положении. Но, как прекрасно понимал и сам командир, это было невозможно: аккумуляторы не могли обеспечить длительное пребывание субмарины под водой, а ее движение в подводном положении с использованием шнорхеля* было небезопасно ввиду возможного заливания этого устройства брызгами, а то и водой из верхушек волн разбушевавшегося моря. А, как известно, подводная лодка, потерявшая ход, а вместе с ним и подъемную силу, тут же камнем пойдет на морское дно.