Николай Прокудин - Вернуться живым

– Ты кто? – удивился Чухвастов. – И откуда свалился?

– Я борттехник! Я же из этого вертолета! Как живой остался, не пойму! – торопливо принялся объяснять бортач. – Меня выбросило из люка вниз головой. Вот морду себе разбил при падении о камни.

– Сколько человек осталось в вертушке? – поинтересовался я.

– Ваших трое, кажется, и экипаж. Там кто-то стонет среди валунов.

– Шапкин, за мной! – рявкнул я, плюнул три раза через левое плечо и выполз из укрытия.

Сержант, чертыхаясь, выбрался следом. Пулеметная очередь взрыхлила землю метрах в пяти от меня. Плохо! Пристрелялись гады! Справа кто-то громко стонал и звал на помощь. Я перекатился туда и увидел обгорелого, закопченного летуна.

– Эй, брат, ты кто? – крикнул я ему. – Идти или ползти можешь?

– Нет, не могу. Ноги обожжены. А-а-а-а-а! – громко, с надрывом в голосе прохрипел в ответ вертолетчик. – Я командир эскадрильи! Подполковник! Помогите кто-нибудь ради бога!

– Сейчас поможем. Держись! – обнадежил я летчика и взял у связиста радиостанцию. – «Багор», я «Багор-300», докладываю обстановку: найден живой член экипажа. Нужны «карандаши», чтоб выносили. Летчик ранен, обгорели ноги. Срочно сюда на помощь.

– Сейчас пришлю. У тебя промедол есть? – спросил комбат.

– Кто на связи? Всем остальным молчать! Что видишь внизу? – перебил Подорожника голос какого-то начальника. – Это с вами говорит «Заря-1», докладывайте обстановку!

Ого! Это комдив вклинился в разговор. А что сказать? Ни хрена не видно: сплошная дымовая завеса. Вертушка коптит горящими колесами и топливом из баков. Дюралюминий с громким треском и шипением полыхает, время от времени стреляя искрами. Но это хорошо, что много копоти: «духовские» пулеметчики потеряли нас из виду.

– Нашли одного раненого! Это командир вертушки. Нужна срочная эвакуация. Других никого пока не вижу. Сейчас спущусь вниз, как только заберут раненого. Докладывает заместитель «Багра» «Багор-300».

– Давай, сынок, действуй! Удачи! – напутствовал полковник Баринов.

Ишь, папочка нашелся! Лучше огневые точки «духов» подавите артиллерией. Потому что ползти дальше – значит выбраться из дымового прикрытия. Будем прекрасной мишенью.

Сверху зашуршали камушки, и к нам подползли Шкурдюк, Чухвастов, Сероиван и солдаты.

– Ну вот и славно! Выносите подполковника, а я пробираюсь к пожарищу. Может, и там есть кто живой, – сказал я Чухвастову и, поплевав через левое плечо, направился дальше.

Шапкин, словно нитка за иголкой, передвигался за мной. Ползти стало совершенно невозможно. Едкий дым и гарь стелились по земле, вызывая жжение во рту и глазах. Запах разлившегося керосина затруднял дыхание. Вначале я поднялся на четвереньки, затем пошел чуть пригибаясь, а потом и в полный рост. Миновав дымовую завесу, мы с сержантом оказались возле горящей кабины. Внутри нее находился пилот. Это была в общем-то уже не кабина, а бесформенные, разбросанные повсюду куски обшивки, стекла, пластика, которые продолжали гореть. Летчик сидел в кресле, пристегнутый ремнем, а языки пламени лизали его руки, ноги и закрытый гермошлем. Тело полностью обгорело, оплавилось и пузырилось под действием огромной температуры. Обугленная головешка – а ведь полчаса назад он был человеком, живым, здоровым, уверенным в себе, молодым офицером.

– Наверное, это «правак». Не успел выпрыгнуть, потому что был пристегнут. Комэск сумел, а он – нет. Да и кабина на его сторону завалилась. Шансов не было никаких. Как подполковник умудрился выскочить? Непонятно! – рассуждал я вслух. Разговаривал, чтобы успокоить и себя, и молодого сержанта. Непривычно для нормального человека видеть обугленное человеческое мясо. На нас пахнуло кислым, противным запахом.

Шапкин вдохнул, согнулся пополам, и его вывернуло наизнанку прямо в пепелище.

– Прекрати так громко блевать, Сашка! А то и меня вырвет! Я уже и так еле сдерживаюсь! – крикнул я связисту, пытаясь хоть как-то подбодрить его.

Отойдя чуть в сторону от рычащего, мучающегося бойца, я вышел в эфир и сообщил о своей страшной находке. В этот момент снизу раздался чей-то нечеловеческий вопль. Крик сопровождался проклятиями и многоэтажными ругательствами.

– Шапкин, хватит рычать на обломки вертолета и пугать горы! Внизу кто-то живой орет. Скорее за мной! – приказал я и послал длинную очередь по противоположному склону ущелья, для успокоения нервов. Вертолет развалился на множество кусков и фрагментов, которыми был усеян весь склон. Кабина пилотов лежала сверху, хвостовая балка – чуть в стороне, а винты и двигатели – далеко внизу в ущелье. Между тремя огромными валунами застряло перевернутое днище с уцелевшим колесом. Вот оттуда и раздавались крики. Лишь бы только не засада, устроенная «духами». Голос был с акцентом, и человек кричал что-то неразборчивое. Из клубов дыма появился сапер Фролов – пришел на наши голоса. Солдат сбился с пути.