Игорь Гергенрёдер - Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

отчаянии заговорил и, казалось, заговорил лишь затем, чтобы не завыть:

— Как охотники в лесу пса бросают от дури, от куражу, так и вы со мной… Обычного пса звери сжирают, ну, а я со зверьми за зверя стал. Промышляли в Хабаровске, потом сюда подались — здесь добычливее. Чего ж, прощенья теперь просить у вас, что не дался волкам в утробу?

Котера дождался, когда Володя договорит, терпеливо выдержал паузу и спросил:

— А как же то, чтобы служить без корысти Белой России?

Ромеев резко, с силой закачал головой из стороны в сторону, ожесточённо ударяя кулаками по коленкам:

— Ага! ага… попали в самое–самое… срезали! Убили наповал… Да чего — хуже, чем убили. Ох, и подело–о–ом! — Он вдруг застыл и надсадно, в исступлённом страдании, стал как бы исповедоваться:

— То, как я Россию и себя понимаю: то ж ведь — тайна! А я тайну перед чужим пластать стал. За то и кара мне. Сговорился с чужим работать — работай, добывай пользу для своего дела. Но не открывай чужому потаённого, русского! А я открыл — размечтался, ишь. От безмерного мечтанья это… Белая Россия есть мечта потаённая. Иное же — смурная Расея. В Расее мечтательному человеку одно из двух: либо голубем быть сизогрудым, либо бандитом.

Котера вдруг указал на кровать, на которой чернела лежащая фигура:

— Отчэго он мертвый?

До Ромеева, захваченного своим, вопрос дошёл не сразу. Когда чех повторил, он бросил:

— С чего вы взяли? Жив он.

Фигура на кровати пошевелилась — хрустнула солома в тюфяке; грубый голос потянул с фальшивым смирением:

— Господа-а, а, господа–аа… прислали б перевязать меня. Я вам сгожусь.

Майор приказал Маржаку осветить лежащего. Мужчина на кровати — плешивый, отталкивающего вида — принялся стонать и просить снисхождения; было заметно, что у него нет передних нижних зубов.

Котера зачем–то наклонился над ним, пристально рассматривал, совсем не по–командирски топтался на месте. Куда ранен человек? Тот тягуче, обессиленно ответил:

— В башку стукнуло — кажись, рикошетом пуля… И плечо прострелено левое… вроде не задета кость–то… Мне б перевязочку…

— Как вы не мертвы с потери крови?

Раненый, пристанывая, повернулся на тюфяке, указал здоровой рукой на Ромеева, сидевшего на табурете:

— Он замотал мне… Портянку разорвал и замотал… Господин офицер, мне бы от фершала перевязку! Я… — мужчина с хитрым выражением продолжил: — Я квартиры знаю, где прячутся, кто нападают на ваших. Всех укажу!

Ромеев без интереса слушал разговор чеха с раненым, но вот в мозгу ворохнулось… Он обратил внимание, что у Котеры какой–то не свойственный ему недоумевающе–раздражённый, обескураженный вид.

Смотря на Володю, майор обращался к лежащему на кровати:

— Хорошо, тебя перевяжут! Но скажи, много вы делали грабежа вон с ним? Он делал?

Мужчина хныкающе пробормотал:

— Делали… И он, конечно.

Котера топнул ногой в замешательстве, в непонятном возмущении, у него вырвалось:

— Зачем тогда он тебя перевязал, а не… — не договорив, выругался по–чешски.

Володя привстал с табуретки, присвистнул, жгуче блестя глазами:

— Ах, вон чего–оо! А я‑то не понимал…

В подвале сгустилась наэлектризованно–клейкая тишина. Её рассёк голос Ромеева:

— Завидная у вас, господин майор, память. Умно ж вы запомнили наше знакомство в Самаре… — он не щурился в резком свете газолинового фонаря, в голосе была не идущая к его виду и ко всей обстановке странная властительная твёрдость. — Думали, я, как те большевички–лазутчики, своего придушу, чтоб в жизнюшке этой остаться? Вот чем хотели меня припечатать! Как я вас донял, что покою не знаете, не припечатав–то!

Улыбаясь в надменном, в каком–то отрешённом спокойствии, Ромеев произнёс:

— Какой я есть, про то знают Бог и Ангел–хранитель России. А вы, господин майор, — дурак!

Фонарь дёрнулся в руке Маржака, капрал попятился. Котера с неотвратимой рассчитанностью движений расстегнул кобуру, достал мощный армейский пистолет, оттянул затвор и дослал патрон в патронник. Не сводя потускневших глаз с Ромеева, слегка склонился к лежащему на кровати:

— Отвечать мне! Он убивал чешских легионеров?

Раздался громкий, унылый стон.

— Убивал?

Мужчина заговорил жалующимся, ненатурально–скорбным голосом:

— Вы спросили, и вам я скажу всё. Вас я не обману! Он…

Котера выстрелил в упор в говорившего. Суетливо отскочил от кровати, прицелился и ещё раз выстрелил ему в голову. Потом яростно заорал на Маржака, чтобы тот повыше держал фонарь, чёрт его дери! Он стремительно бросился прочь, а капрал бежал сбоку, освещая дорогу.