Шикунов подхватил вежливо–ласково, будто он не досадует, а говорит любезность:
— Зато умелого, умного человека сцапали. Впились в него!
По–всегдашнему пасмурный Лушин ввернул со сварливой, злой нотой:
— Видать, много чего есть за ним…
— Но он — за нас! — воскликнул Сизорин, заглянул в лицо Лушину: — И не жалко вам, что он погибает? — отскочил, пряча выступившие слёзы.
Дружиннику указали отделение пакгауза, где были заперты трое. Он отодвинул засов, распахнул дверь. Тотчас из помещения донёсся громкий голос барышни:
— О, новое лицо! Наконец–то! Голубчик, вы знаете, какие–то пьяные люди нас заперли… хотели надо мной надругаться, ограбить. Я пожалуюсь генералу!
— Выходите, это самое, — дружинник показал рукой, — на волю.
Вслед за ней появился мужичонка в лаптях:
— У меня сынок за народный Комуч кровь льёт, а меня — под запор…
Проходя мимо солдат, барышня узнала их, отвернулась, ускорила шаг.
— Ну, — пробормотал Быбин, — а где пацан? — вошёл в помещение. Через минуту выбежал: — Держи-и их! Убили!
Барышня мчалась прочь по уходящей вдаль узкой полосе: справа -
бесконечно длинный пакгауз, слева — громыхающий по рельсам состав. Сизорин и Лушин настигали её. «Лапоть» попытался вскочить на тормозную площадку вагона, но Быбин с Шикуновым оторвали его от поручней, повалили наземь.
Быбин, обычно степенный, сейчас чуть не дрожал, сбивчиво объясняя дружиннику:
— Мы троих привели–то… пацан с ними ещё, малолеток! И — нету! Захожу: где? А? Под опилками — неживой…
Парень шагнул в пакгауз, вытащил на свет тело, вытащил привычно, будто
мясную тушу. Нагнулся, поворочал, пощупал.
— Удушен. Вишь, дорожки на шее.
Лушин и Сизорин, выкручивая ей сильные руки, привели ожесточённо сопротивлявшуюся беглянку. Шляпка с вуалью потерялась, растрёпанные волосы упали на лицо. Женщина тяжело дышит, всё в ней клокочет неистребимо–ненавидящим упорством.
Её сообщник выглядит как–то «суше», он сидит на земле, низко наклонив голову, сжав её ладонями.
Шикунов поражённо и вместе с тем в отрадном облегчении объявил:
— Ведь он это заране знал — Володечка! Увидите, мол, что выйдет: против чего никто не попрёт. Вот и вышла истина.
Порыв ребячливости сделал непохожим на себя Быбина — он бурно восхитился Ромеевым:
— Очень расчётливо понимал. Заметили, как он крикнул, чтоб эти услышали: уезжаем–де! уходит наш эшелон! Чтоб эти думали: если их отопрут, то уж другие — кто про пацана не знают. И придушили, — закончил ликующе, как мог бы сказать: «Попались!»
Впрочем, его настроение тут же сменилось. С гневным презрением обратился к пойманной:
— Боялись, значит, что снова может рассказать?
Лушин выругался:
— Отомстили! Не терпелось отомстить, у-уу, краснюки–погань, кар–ратели… — он смачно, с чувством сплюнул.
Быбин поторопил:
— Ведём назад в контрразведку!
— Ну, ты! — вдруг набычился дружинник. Он был из тех малых, что знают себе цену. — Не х… командовать! — направил на добровольца громоздкую «Гра».
Тот вытаращил глаза:
— Ты чё?
— У меня приказ: отпустить! Пусть идут.
— Но они убили!!! — вскричал с безумным лицом Сизорин.
— На меня это без влияния. Я здесь с приказом: отпустить. Будешь ещё мне указывать!
«Лапоть» встал на ноги. Барышня отбросила волосы с лица.
— Ну, уж нет! — Быбин выстрелил из винтовки в воздух, закричал: — Тревога!!!
***
На тесном пространстве между пакгаузом и железнодорожным полотном
собирались добровольцы. Раздвигая толпу, подошли чешские легионеры: офицер и двое рядовых.
Пострадавшие от большевиков смотрели на чехословаков как на спасителей. Благодаря им советской власти не стало от Волги до Тихого океана. И они держали себя соответственно.
Офицер с холодной властностью, нажимая на «о», спросил:
— Что про–зочло?
Ему стали рассказывать… Он был отлично сложён, осанист, аккуратно подрубленные узкие усики, тонкой кожи чёрные перчатки. Достав портсигар, серебряный, с монограммой, вынул папиросу, щёлкнул зажигалкой, закурил. Задавал вопросы, уточняя, что именно узнавали барышня, «лапоть», парнишка у военных около эшелонов. С цепким вниманием выслушал поочерёдно
четверых добровольцев, осмотрел труп подростка. Вдруг с улыбкой обратился к
барышне:
— Отчэго он убитый?
— Не знаю! Контрразведка меня отпустила! Вам подтвердит началь…
Хрусткий звук удара. Молодая женщина отлетела в толпу: та раздалась — и она упала навзничь, вскинув длинные ноги в красивых ботинках. Платье и нижняя юбка задрались, обнажив гладкие пышные ляжки.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу