Владимир Некрасов - На крыльях победы

— Черт с ним, с самолетом, — почти крикнул Шувалов. — Лишь бы командир вернулся!

На глазах Шувалова показались слезы. Он неумело смахнул их. Между механиками и летчиками обычно устанавливалась такая дружба, которая делала их по-братски близкими. Малейшая неудача или, тем более, гибель летчика переживалась механиками очень тяжело.

— Пожитки собираешь, значит, приказали тебе... — снова начал я, но Володя перебил меня:

— Нет. Пойду помогу ваш самолет ремонтировать, а то без дела тяжело сидеть.

— Спасибо. — Я крепко пожал руку механика, и мы разошлись.

Я побродил по аэродрому — трудно было успокоиться. Но еще труднее было одному, тянуло к людям. Тут я подумал о Вале и взглянул на часы. Прошло три часа, как мы расстались. Она с нетерпением ждет меня, ждет, что я принесу хорошие вести. А с чем я к ней приду, что скажу утешительного?

Медленно брел я по пыльной дороге к штабу. Вот поравнялся с маленьким белым домиком, где на квартире у одинокой старушки жила Валя. Толкнул калитку и вошел в чисто подметенный двор. По нему ходила с метелкой в руках хозяйка. Увидев меня, она печально закивала головой:

— Дома, дома. Плачет все... — и указала на дверь, приглашая войти.

Домик был из двух комнат. В первой, занятой русской печью, столом и топчаном (это было все, что осталось после нашествия фашистов), жила хозяйка. Вход во вторую был завешен полотняной занавеской. Из-за нее доносился плач.

— Валя, к вам можно?

Девушка откинула занавеску. Глаза ее были красные от слез, лицо опухло. Мне до боли стало жаль Валю, — хотелось ее успокоить, но нужные слова не шли с языка:

— Разве так можно? Посмотрите на себя, — только и смог я сказать и подал ей зеркало.

Валя отстранила его и снова заплакала. При виде ее страданий я как-то забыл о своих и старался утешить девушку, как мог. Наконец по моему настоянию она умылась холодной водой, немного взяла себя в руки.

— Слезами мы положения не исправим, — говорил я. — Будем надеяться на лучшее. И, кроме того, надо мстить врагу, и мстить не только за Сашу, а за всех наших погибших людей. Вы работали сегодня?

Валя отрицательно покачала головой.

— Плохо! Я вот тоже бездельничаю. Хватит! Конец! Завтра попрошу у командира полка его самолет и сделаю несколько вылетов.

Девушка с благодарностью подняла на меня глаза. Они снова наполнились слезами.

— Только без слез, Валя. Вы любите Сашу, он любит вас, — я все знаю и желаю вам большого, настоящего счастья. Однако ведь Саша — летчик-истребитель, вы должны помнить об этом и приготовиться ко всяким неожиданностям. Но я верю, что мы скоро встретимся с Сашей!

Просидел я у Вали до поздней ночи, как-то немного отвлек ее от грустных размышлений, и на мои шутки она раза два улыбнулась...

Моей мечте вылететь на следующий день не суждено было осуществиться. Командир полка приказал сидеть на КП, а сам отправился по стоянкам самолетов. День стоял хмурый, холодный. Ветер вздымал тучи пыли и коричневых листьев, гнал в вышине серые облака. Самолеты не поднимались, и поэтому работали только наземные радиостанции. Какая-то «Заря» вызывала упорно молчавший «Днепр». Я несколько раз пошарил по эфиру, затем убавил звук, и снова мною овладели невеселые мысли. Возникали самые невероятные планы поисков Саши.

От этих бесполезных размышлений отвлек меня телефонный звонок. Дивизия вызывала командира полка. Он в этот момент как раз поднимался на КП, и я передал ему трубку. Уже по первым его ответам я понял, что разговор идет о Саше и что пока никаких утешительных вестей нет.

— Будем ждать, — сказал в заключение Армашов, попрощался, опустил трубку и посмотрел на меня своими глубокими, умными, все понимающими глазами. — Не падай духом. Сашу найдем. Сколько уже было подобных случаев.

Командир полка, точно так же, как я Валю, пытался успокоить меня, а затем направил в штаб за кодом — нам предстояла большая работа по составлению новых летных карт.

В штабе я прежде всего зашел к Вале. Она держала в руках какой-то конверт и, казалось, так погрузилась в изучение адреса, что не слышала, как я подошел к ней. Только когда я ее дважды окликнул, она с волнением и грустью посмотрела на меня и протянула письмо:

— От вашего отца. Что же мы ему напишем о Саше?

— Пока подождем с ответом, — я надорвал конверт.

«Здравствуйте, дорогие мои сыновья, Владимир и Александр, — читал я вслух, чтобы слышала Валя, строчки, написанные знакомым почерком. — Прежде всего я хочу сообщить, что я уже командую отделением автоматчиков танкового десанта. Дорогие мои, давайте бить врага со всех сторон: я — на земле, а вы — с воздуха. Не будем давать гадам пощады, пока хоть один фашист останется на нашей земле... Мне пришлось биться с немцами в брянских лесах. Для танков здесь очень плохо: негде развернуться, нельзя дать большого хода — кругом болота. Двигаемся только по дорогам, да и то лишь ночью».