Сергей Лойко - Аэропорт

«Цык» — сработала СВД. Один из ребят на другой от Алексея стороне узкой улицы упал на спину, уронил щит, задергал ногами.

«Цык» — тут же второй выстрел. У парня, который наклонился к раненому, из пластикового шлема вырвался фонтанчик крови. Он упал рядом без движения. Первый раненый кричал, взывая о помощи. Алексей снимал всю эту страшную сцену телевиком через улицу. Он даже видел жуткую гримасу боли на лице раненого.

К раненому со всех ног снизу летел какой‑то невысокий щупловатый паренек в белой каске с красным крестом.

«Б...дь! — пронеслось в голове у Алексея, пока он выстраивал кадр в видоискателе. — На нем даже бронежилета нет! Что за...?!!! Это же не парень! Это девчонка!!!!!!!!!!!!!!!

ЭТО ЖЕ...!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»

Ника подхватила раненого сзади под мышки, поволокла его вниз по улице. Не застегнутая каска сорвалась у нее с головы. Красный крест улетел.

Вдруг с противоположной стороны улицы сорвалась темная фигура с двумя камерами наперевес, в бронежилете и без каски и бросилась к Нике...

— Так, хорошо. Первый в минус. Второй его тащит. Все правильно. Молодцы, ребята, — тихо говорит себе под нос снайпер. — А ну‑ка мы его утяжелим десятью‑то граммулями.

Выстрел. В сердце. Объект свесил голову, затихает, ножками не сучит. С того, что тащил его, слетает каска.

«От страха? Прицеливаемся. Плавненько, Сережа, плавненько. Б...дь, это ж девчонка. Стоп. К ним кто‑то бежит», — стрелок переводит прицел на бегущего. Говорит громко вслух: — Журналист, по ходу. Две камеры.

— По журналисту минус, минус, — трещат наушники.

Стрелок переводит прицел на девчонку, к которой бежит журналист. Девчонка повернула голову к бегущему. Ее висок под темными локонами в прицеле. Стрелок задержался на секунду, смахивая пот с бровей. Выстрел. Облако дыма, прилетевшее с Крещатика, на секунду закрывает ему обзор.

— Работу закончили, работу закончили. Конец связи, — доносится металлический голос из наушников.

Снайпер, даже не глядя, попал или нет, деловито встает на колени, складывает винтовку, скручивает каремат, закрывает окно. Профессионал...

В прыжке Алексей сшиб Нику с колен. Пуля попала ему в бок, сломала ребро через броник. Ника лежала под ним. Повернув к нему голову и глядя в его глаза, неожиданно прошептала:

— А я тебя ждала... — и притянула его к себе обеими руками.

Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. Ясное холодное небо над Майданом готовилось принять свою первую Сотню...

— Степа, дело пахнет керосином. У нас два тяжелых, — мрачно произнес Сергеич, грузный усатый старший лейтенант медицинской службы лет сорока пяти, самый пожилой из защитников КАПа. — Остальные трехсотые еще продержатся дня два-три, на подножном корму, что называется, а этих, Окуня и Акробата, нужно эвакуировать сегодня, иначе, как говорится, Аллаху акбар.

При этих словах ветеран перекрестился.

— Чекаемо на «чайок». Сергеiч. Казали, буде цiлих три сьогоднi, [62] — Ждем «чайки», Сергеич. Говорили, будет целых три сегодня. — ответил Бандер, перезаряжая свой «стечкин».

Все в КАПе знали Сергеича как Доктора Айболита и именно так к нему и обращались. Здесь он был настоящим старожилом. Пять-шесть бессменных ротаций, не меньше. Сергеич был местным богом. Киборги ему поклонялись. В него верили.

Очередной обстрел только-только закончился. Пыль и дымный пороховой смрад стеной стояли даже в КСП.

Сергеич перетряхнул свой медицинский рюкзак. Все лекарства и прочие средства привезли волонтеры еще с неделю назад. На расстеленную на полу грязную белую тряпку с блекло-бежевыми пятнами от йода и темными, почти черными от крови среди прочего вывалилась блестящая упаковка презервативов. Наверное, случайно затесалась, или какой‑то остряк так смешно пошутил.

— Нас здесь и без этого добра пялят день и ночь, — пробурчал Сергеич и положил упаковку в карман.

Осторожно перешагивая через стонущие мешки с ранеными и молчаливые с двухсотыми, в его угол КСП пробирается паренек лет двадцати, с горячим еще автоматом и в туго застегнутой каске.

Он контужен, почти ничего не слышит, быстро моргает слезящимися глазами, будто пытается длинными, как у девушки, ресницами стряхнуть с глаз какую‑то грязь, громко говорит, заикаясь. Из левого уха тонкой струйкой стекает кровь.