Шапи Казиев - Крах тирана

– Почему так дешево? – недоумевали люди.

– Это только для вас, для своих, – отвечал Шахман. – Для других – намного дороже.

Столь же впечатляюще выглядел и сам Шахман, одетый в великолепную черкеску, обвешанный дорогим оружием, и даже стремена его породистого коня были из серебра, а сбруя украшена бирюзой.

– Откуда такое богатство? – спрашивали люди.

– Ты случаем не шахский караван увел?

– Видели бы вы его караваны! – усмехался Шахман. – Когда на одних верблюдах привозят драгоценные камни, другие, с золотом, только выступают в путь.

Пораженные горцы не сразу нашлись, что ответить, и только смотрели друг на друга, не зная, верить Шахману или нет.

– Берите, – благодушно предлагал Шахман. – Этого добра у меня много. В Дербенте оно и вовсе за бесценок идет.

– А в Дербенте откуда? – сомневались горцы.

– Из Персии, Турции, Египта, Ирака, Турана… – перечислял Шахман. – Из всех стран, которые теперь подвластны Надир-шаху. Пути открыты, и торговля процветает.

– Что-то мы не видели, чтобы шах заботился о торговле, – зашумели люди.

– Он только грабить умеет, – кричали одни.

– Да детей лошадьми топтать, – добавляли другие.

– Не иначе, как все это вояки его награбили и спускают задарма.

– Видели бы вы его воинов, – качал головой Шахман. – Оружие их украшено самоцветами, а шлемы и панцири покрыты золотом.

– Не может быть, – отказывались верить горцы.

– Где же такое слыхано?

– Когда полмира платит Надир-шаху дань, и не такое увидишь, – разводил руками Шахман. – Лучше пользуйтесь, пока можно. Еще будете меня благодарить. А пока… – Шахман огляделся, кого-то выискивая. – Мне нужно поговорить с почтенным Пир-Мухаммадом. Где он?

– В мечети наш кади, – ответили люди. – Где ему еще быть?

– Книги читает.

– Или на годекане с выборными толкует.

– Пропустите-ка!

Шахман достал из притороченного к седлу хурджина что-то завернутое в красивую ткань и стал пробираться сквозь толпу, окружившую его караван. Хотя горцы и не спешили воспользоваться его щедростью, Шахман видел, как удивлены они происходящим, как горят глаза у горянок, никогда не видевших такой роскоши, и как живо они растолковывают случившееся старушке, вернувшейся с поля со связкой сена на спине.

Согратлинский кади Пир-Мухаммад и почтенные аксакалы Абдурахман, Сагитав, Абакар, Фатали и Абаш сидели на длинной, устланной бараньими шкурами каменной скамье у стены мечети. Здесь, на годекане, обычно решали важные дела, а зачастую просто толковали о жизни и обсуждали новости.

У кади Пир-Мухаммада, считавшегося также главой совета старейшин всего Андалалского вольного общества, было и отдельное сидение – каменный стул, но его он занимал только в особых случаях, когда собирался Большой совет, определявший политику союза и принимавший необходимые законы и постановления.

Пир-Мухаммад был высок, в свои шестьдесят с лишним лет еще выглядел молодцом, а кинжал его был по-прежнему отточен и быстр. Короткая борода давно уже поседела, но проницательный взгляд выдавал непреклонную волю и нерастраченную силу. В его голубых глазах будто отражалось небо, но сегодня это небо было подернуто тучами. Он чувствовал, как что-то меняется вокруг. Неуловимо и неотвратимо. И что волшебный караван Шахмана привез в Андалал не только диковинные товары… Что-то подсказывало Пир-Мухаммаду, что этот мирный караван таит в себе беду.

Увидев приближающегося гостя, аксакалы начали подниматься.

– Шахман идет? – вглядывался Абдурахман, который был самым старшим в селе и плохо видел, но это не мешало ему учить детей красиво читать Коран, потому что он знал священную книгу наизусть.

– Он самый, – подтвердил Фатали, исполнявший в ауле обязанности бегавула – старшины.

– Давно его не было, – сказал Сагитав, ученый да к тому же искусный строитель.

– Говорят, хорошие товары привез, – сообщил Абаш, до которого слухи доходили раньше, чем прибывали караваны.

– Смотрите, как вырядился! – усмехнулся Абакар, известный на весь Дагестан своими кольчугами.

– Торговля – дело прибыльное, – сказал Абаш.