Шапи Казиев - Ахульго

Волонтеры прибыли к вечеру, когда еще гремела пальба первого штурма Сурхаевой башни. Пока не явились на место, они мечтали о горячих схватках, но, увидев, что тут творится, многие согласились быть санитарами, которых в отряде не хватало. До самого утра они выносили раненых и убитых и с тоской вспоминали Хунзах, откуда борьба с горцами выглядела совсем иначе. Другие, напротив, рвались в бой, решив явить пример храбрости и свято веря в свою счастливую звезду. Были и такие, которые готовы были заплатить солдатам, чтобы те слегка их ранили. Но, прослышав, что один из волонтеров по неосторожности погиб в результате такого членовредительства, решили не лезть на рожон и поучиться у бывалых кавказцев, как и награду приобрести, и ноги унести.

Палатки походного лазарета уже не вмещали раненых, которых было слишком много. Приходилось делать шалаши. А многие просто лежали рядами на траве, ожидая своей очереди.

Отрядный врач трудился, не разгибаясь. Его подчиненные доктора тоже не отходили от хирургических столов, извлекая пули и осколки, зашивая раны и ампутируя конечности. Им помогали лекари из отрядов горской милиции, изощренные в лечении боевых ран. Особых инструментов им не требовалось, все манипуляции они производили кинжалами и небольшими, отточенными, как бритвы, ножами, которые хранились в специальных кармашках под ножнами кинжалов. Обходились они и без дезинфекции, лишь слегка прокаливая лезвия на огне. Ампутированные обрубки выносили целыми корзинами.

Неподалеку батюшка, размахивая кадилом, отпевал убиенных. Затем их хоронили в братских могилах. Офицеров хоронили отдельно.

Бывший декабрист Нерский обходил лагерь, разыскивая старых знакомых. Повсюду стучали топоры, солдаты сооружали себе подобие щитов. А некоторые вбивали в подметки гвоздики, оставляя шляпки торчать, чтобы сапоги не скользили по каменной крошке.

У музыканта Стефана Развадовского, приятеля Михаила, была прострелена ладонь. Но он рассказывал Нерскому о другом – об ужасах штурма Сурхаевой башни и о том, что готовится новый штурм.

– А щиты зачем сколачивают? – недоумевал Михаил.

– Разве пуля их не пробьет?

– От камней, которыми горцы отбиваются, – объяснял Стефан.

– Это же не башня, а настоящие Термофилы!

– Скажи еще, что мы воюем с царем Леонидом и его спартанцами.

– Я иногда думаю, Михаил, что горцы и спартанцев бы воевать поучили, – сказал Стефан.

– Такие бестии! Причем натурально, а не то что спартанцы. Те, полагаю, миф, да и только.

– Так ты снова на штурм пойдешь?

– Пойду.

– А рука твоя как же? – спросил Михаил.

Стефан слегка пошевелил пальцами перевязанной руки и сказал:

– Ничего, заживет. Я, знаешь, только начал трубить атаку, а тут пуля. Чуть инструмент в пропасть не обронил.

– Значит, с музыкой в бой провожаешь? – спросил Михаил, отворачиваясь.

– А как же? Вдруг убьют, так хоть с белым светом под музыку попрощаюсь.

– Для того ли, братец, музыка?

– По мне, так я бы лучше в опере играл. Да сам знаешь, мы люди подневольные. Однако…

– Что?

– Ахульго – это такая декорация! Мне порой кажется, что это не война, а какой-то титанический театр! И что-то нашептывает мне, что здесь и будет моя главная сольная партия.

– Какой же это театр? – не соглашался Михаил.

– Скорее, Колизей для гладиаторов.

– Нет-нет, – уверял Стефан.

– Тут свободой пахнет. Роком! Судьбой! Как в античных драмах. И мой выход – не за горами, вот увидишь. И пусть я погибну, но свою главную ноту возьму!

– Ну-ну, – скептически произнес Михаил.

– От судьбы не уйдешь. Кому – театр, а кому и могила.

– И ты призадумайся, Михаил, – говорил Стефан, улыбаясь чему-то своему.

– Тут, брат, история делается, не упусти своего часа. Ахульго больше не будет.

– Воин воюет, а жена дома горюет, – вздохнул Нерский.

– Домой хочется. А путь мой, выходит, через Ахульго и лежит.

Они помолчали, думая каждый о своем и глядя на Ахульго, которое резко вычерчивалось в сумерках от каждого залпа.

– Я слышал, ты в офицеры выбился, а все без эполет? – спросил Стефан.

– Взять было негде, – ответил Михаил.

– Да и бумага о производстве пока не пришла.

– Пришла – не пришла, офицер должен быть по всей форме.

– Не с убитых же эполеты снимать, – вздохнул Михаил.

– Отчего бы и нет? Я не в смысле мародерства. Раненых – тьма, они сами тебе отдадут, кого в Шуру увозят.

– Обойдусь, – махнул рукой Михаил.

– Мне жена их везла, так я велел ей ехать обратно, от греха подальше.