Шапи Казиев - Ахульго

– Значит, кунаки. У нас так, если друг – то друг, если враг – то враг.

– Но ты, выходит, лазутчик был, – соображал Аркадий.

– А ты разве не был? – усмехнулся Айдемир.

– Только тебе платили больше.

– Платили? – переспросил Аркадий.

– Мне?

– Я слышал: почти десять тысяч дали, если на Шамиля выведешь.

– Это неправда! – негодовал Аркадий.

– Я не потому с тобой пошел!

– А почему? Жить надоело?

– Я сейчас не могу тебе всего сказать, – смутился Аркадий.

– Но ты почти угадал.

– Куда же тогда деньги делись? – спросил Айдемир.

– Не знаю, – ответил Аркадий, угнетаемый мрачными подозрениями.

– Зачем тогда головой рисковал? – допытывался Айдемир.

– Лучше скажи, зачем часового вниз скинул? – спросил, не удержавшись, Аркадий.

– Сам упал, когда на меня бросился, – объяснил Айдемир, а затем показал разодранную на плече черкеску.

– Он меня штыком хотел проткнуть!

– Не надо было тебе меня спасать, – сказал Аркадий, чувствуя себя виноватым.

– Не нравится – иди обратно, кунак, – предложил Айдемир.

– Генерал очень обрадуется.

Позади них послышались выстрелы горских винтовок, а в ответ раздался грохот сотен ружей из лагеря.

– Так и будете стрелять? – спросил Аркадий.

– А как же? – удивился Айдемир.

– Война.

– Но там, в лагере… – не решался Аркадий.

– Там у меня знакомая дама.

– Ничего, – успокаивал Айдемир.

– Наши женщины тоже воюют, когда надо.

– Она воевать не станет, – убеждал Аркадий.

– Тогда путь уходит домой, – сказал Айдемир.

– Она не уйдет, – сказал Аркадий.

– Она любит!

– Любит! – воскликнул Айдемир, улыбаясь, а потом посоветовал: – Укради, если нравится.

– Не могу, – покачал головой Аркадий.

– Почему? – прищурился Айдемир.

– Сам не можешь – я помогу.

– Она не меня любит, – объяснил Аркадий.

– А мужа своего. Но найти его никак не может.

– Мужа? – удивился Айдемир.

– Он что, к нам перешел?

– Говорит, в Хунзахе.

– Тогда пусть подождет, – нахмурился Айдемир.

– Мы и до Хунзаха доберемся.

Аркадий помолчал, покусывая ус, а затем спросил:

– А к вам много наших переходит?

– Секрет, – ответил Айдемир.

– Зачем тебе? Ты же перешел.

– Я, может, и не перешел бы, – сказал Аркадий.

– Так уж судьба повернула.

– У всех – судьба, – сказал Айдемир.

О будущности своей Аркадий не имел ни малейшего представления. Ему ничего не оставалось, как положиться на кунака Айдемира, а в голове его бродили лишь беспокойные мысли о Лизе, оставшихся у нее дуэльных пистолетах и отрядном начальстве, сделавшем из Синицына посмешище, да к тому же присвоившего деньги, которые, выходит, причитались ему.

Аул Артлух был оставлен жителями, и теперь здесь располагалась часть мюридов Муртазали Оротинского. На рассвете его дозорные заметили военные приготовления в лагере Граббе, и Муртазали велел оставить аул, а мюридам присоединиться к остальным, расположившимся вдоль предполагаемого движения Граббе на Аргвани.

Но не успели мюриды отойти, как летучим отрядом, которым взялся командовать Пантелеев, был атакован Артлух. Граббе догадывался, что те, кто стрелял по лагерю ночью, могут оказаться в ауле. Но еще больше его интересовали сакли, которые он приказал разобрать. Возведение укрепления, начатое накануне, нуждалось в бревнах и строительном камне, а отряд нуждался в дровах для костров. Войска уже давно не имели горячей пищи, дров едва хватало для чая, да и то лишь офицерам. Солдатам приходилось обходиться сухарями, размоченными в воде.

Узкую дорогу к Артлуху не пришлось даже исправлять, достаточно оказалось отвалить несколько скальных обломков. Заняв Артлух, никого и ничего в нем не найдя, Пантелеев дал знать в лагерь, чтобы присылали солдат. Те явились, разрушили несколько домов и отправляли в лагерь на арбах камень, бревна и вязанки дров.

Милютин с Алексеевым наметили план укрепления, и Граббе самолично обозначил колышками его контур. Затем, по заведенному порядку, был отслужен молебен, место окропили святой водой, и рабочие принялись рыть ямы для фундамента и угловых столбов.

Днем солнце снова начало припекать, на защищенной от северных ветров стороне хребта было теплее. Снег растаял, превратив землю, вытоптанную лагерем, в скользкую грязь. Но солдатам до этого будто и дела не было. Укрепление строили всем отрядом. Для солдат это было отдыхом после изнурительно перехода через перевал. Да к тому же музыканты Развадовского веселили лагерь, то пускаясь в Камаринскую, то, взявшись под руки, выплясывая Журавля и не стесняясь употреблять в припевках матерные словечки.