Шапи Казиев - Ахульго

В другом рапорте Граббе добавлял:

«…Изменение же моих распоряжений при столь кратковременном сроке, кроме значительных издержек для казны, может иметь следствием то, что должно будет отложить начало военных действий за незаготовлением к назначенному времени всех потребных запасов».

Пораженный столь откровенной наглостью своего хоть и формально, но все же подчиненного, Головин счел за лучшее «умыть руки». Он скрепя сердце предоставил Граббе все нужные ему военные средства Кавказского Корпуса и разрешил действовать по его собственному усмотрению.

Головин утешал себя мыслью, что ответственность за эту авантюру падет на того же Граббе. Но утешение это было слабое. Головин понимал, что в случае неудачи Граббе свалит всю вину на корпусное начальство, которое не могло удовлетворить всех его претензий, даже если бы и хотело.

В Шуре «летучка» от Граббе произвела большое волнение. Попов спешил проинспектировать свои войска. Офицеры обрели надежду на скорый поход и занялись приготовлениями. Дамы стали более ласковыми и покладистыми в преддверии долгого расставания с мужьями и поклонниками.

Маркитанты бросились пополнять запасы. А Лиза, встревоженная надвигающимися событиями, уговаривала Аванеса взять ее с собой. Тот крестился, махал руками и отказывался, но Лиза изо всех сил старалась сломить его упрямство.

В мечетях тоже стало больше народу. Люди, которых кормила война, собирались после молитвы своими корпорациями и обсуждали последние новости. Аробщики, торговцы, вольнонаемные – предстоящий поход интересовал всех. Молился в мечети и Жахпар-ага. А когда уходил, щедро одарил нищего, стоявшего с глиняной чашкой в руках. Серебряный рубль звякнул о дно, нищий поклонился капитану и произнес благодарственную молитву. Затем достал из чашки, где до этого была одна медь, сверкающий рубль, спрятал его подальше и куда-то заторопился.

Ханы и шамхал тоже получили приказы от Граббе. Им предписывалось готовить свои милиции, а также тысячи лошадей, волов и подвод для перевозки тяжестей. Все это надлежало собрать ко времени появления подножного корма и ожидать особых распоряжений.

Горская знать, у которой были свои счеты с Шамилем, решила на этот раз не торговаться. Она была уверена, что получит свое сполна, когда разделается с имамом и его мюридами. Одно только возвращение под свою власть аулов, вышедших из их подчинения и принявших сторону Шамиля, уже было бы весомой наградой. Посовещавшись, владетели условились, что выставят больше трех тысяч одной только горской милиции, которая стоила куда больше, чем такое же число любых войск Граббе.

Увлеченный приготовлениями и сопутствовавшими им изощренными интригами, Граббе являлся домой поздно, но и здесь не находил покоя.

Предстоящая экспедиция лишила его семейного счастья. Чтобы отвлечься, он приказывал никого не принимать и перечитывал Тита Ливия. Но Ганнибал звал его не откладывать подвиги в долгий ящик, и Граббе снова брался за распоряжения, чтобы ничего не упустить и все предусмотреть.

Встревоженная Екатерина Евстафьевна, уложив детей, приходила в кабинет мужа.

– Значит, опять война? – спрашивала она всем своим скорбным видом.

– Удар милосердия! – успокаивал ее Граббе.

– Впрочем, я надеюсь обойтись и без него.

– Договориться с Шамилем? – с надеждой спрашивала Екатерина Евстафьевна.

– Полагаю, мои трехгранные доказательства и чугунные аргументы убедят этих заносчивых горцев, что всякое сопротивление бессмысленно.

– А если они предпочтут свободу? – спрашивала Екатерина Евстафьевна.

– Тогда пусть пеняют на себя, – грозил Граббе.

– Я сам – жертва мечтаний о какой-то там свободе. А теперь знаю, что свободу надо уничтожать, выжигать каленым железом, чтобы соблазна не было.

– А поговаривают, что даже солдатики наши к Шамилю бегут, – сказала Екатерина Евстафьевна.

– О том и речь! – воскликнул Граббе.

– Горцы – что, пусть бы тешились своей вольностью. Но зараза эта… Она уже и к нашим пристала. Она Россию способна погубить. Рано нам о свободе мечтать, Катенька, не по карману она нашему мужику.

– Выходит, война, – тяжело вздохнула Екатерина Евстафьевна.

Резиденция Шамиля на Ахульго теперь больше напоминала штаб. На столе была разложена карта, вокруг которой собрались Шамиль, его помощники и несколько наибов.

Карта была простая, куда проще, чем у Граббе, но горцы знали свою землю не понаслышке, и им была понятна каждая линия, обозначавшая реку или дорогу, и каждый кружок, обозначавший аул. А горы и перевалы они представляли себе лучше, чем их мог бы изобразить самый мастеровитый топограф.