Владимир Дружинин - Знак синей розы

Лухманов, к которому я явился с находкой, долго рассматривал полушубок, бинт, что-то записал и сказал:

— Так. Нет больше Лесника. Если человек на виду, в самом проходе оставляет свою маскировку, то он, стало быть, намерен исчезнуть с нашего горизонта. Словно нарочно положил для нас. Видно уверен в себе. Есть укрытие. Похоже, что и записка специально для нас. Чтобы сбить с толку. И с чего это он вдруг обнаглел так! Драться полез! Странно. По-вашему, это телефон- Г-2-25-73? Сомневаюсь. Проверим.

Он перелистал толстую тетрадь в полотняном переплёте и продолжал:

— Этот телефон давно выключен. Номер машины — вот что это такое.

— Машины?

— Да. Сейчас наведём справки.

Он позвонил в автоинспекцию. Оттуда ответили, что под номером Г-2-25-73 числится санитарная машина, совершающая рейсы Ленинград — Кабоны, через Ладожскую ледовую трассу. Машина находится в ведении санитарного управления фронта. Через полчаса мы знали о ней всё. Шофёра зовут Анатолий Петров. Он уроженец Ленинграда, холост, не судился. В настоящее время он за Ладогой. Послезавтра должен быть в городе.

— Нужно будет пронаблюдать, — сказал майор. — Вы с Астаховым примите участие.

— Слушаю.

— Привыкли к нему? Вы, студент, иногда чертовски некстати покрываетесь иголками. В ежа превращаетесь. Подозрительность и наблюдательность — не одно и то же. Кстати, вы помните, я показывал Астахову пятидесятикаратный бриллиант. Помните?

— Да.

— Зачем я это сделал?

— Допустим, алмаз ему знаком. Он, скажем, сам из той компании, что… Ну, допустим…

— Поехал, — отмахнулся майор. — Вы имели дело с лакмусовой бумажкой? Так. Бумажка окрашивается под влиянием тех или иных веществ и сигнализирует вам — кислота, мол, имеется. Так вот, такой бриллиант — хорошая лакмусовая бумажка, студент. Скажите мне, как вы относитесь к такому камешку, и я вам доложу, что вы за человек. Имейте в виду, нашего советского человека отличает, помимо многих других качеств, отношение к богатству, к ценностям. Каким надо быть мерзавцем, — голос Лухманова стал жёстким, — каким мерзавцем, чтобы здесь, в Ленинграде, в такое-то время наживаться.

— Астахов как раз не очень-то привязан к своему добру, — сказал я, вспомнив брошки.

— Да, конечно, — кивнул майор. — Вы ели? Столовая закрыта. У меня есть для вас сухарь. Возьмите и идите. Сейчас ко мне придут из Эрмитажа.

— Чая у вас опять нет?

— Нет. Вышел весь.

Теперь майор засядет с сотрудниками Эрмитажа. Ведь некоторые экспонаты остались в Ленинграде. Сотрудники придут с длиннейшими списками этих вещей и будут советоваться с майором, где укрыть их от огня, от бомб, как организовать это дело, чтобы не разнюхал враг. А у майора нет крепкого чая. Я знаю, как он устал, как ему трудно работать без чая.

Следующий день прошёл спокойно. А утром, на рассвете, на Кондратьевском шоссе показалась крытая санитарная машина N Г-2-25-73. Вахтенный у шлагбаума проверил пропуск водителя — Петрова Анатолия Петровича, но дверцу кузова не открыл — санитарные машины осмотру не подлежали. Позади, в некотором отдалении, катил поцарапанный газик с пробитым ветровым стеклом. В газике рядом со мной сидел Астахов.

У Финляндского вокзала мы попали под артналёт. Санитарная машина замедлила ход, потом рванулась вперёд — очевидно, Петров решил проскочить. Справа, за каменной оградой, взметнулось грязносерое облако, и тяжёлый грохот тряхнул нашу машину. Я крикнул шофёру:

— Нажимай!

И в этот миг ударило ещё раз. Снаряд разорвался впереди санитарной машины, она остановилась, медленно отъехала назад и встала. Новый взрыв — и машина исчезла в дыму. Когда дым рассеялся, мы не сразу сообразили, где машина. Заднюю часть кузова сорвало. Внутри никого не было. Два тёмных продолговатых предмета лежали на снегу. Я сразу заметил их, но не придал, им значения. Кинулся к кабине, уверенный, что Петров ранен или убит. Но его только оглушило.

Опираясь на меня, он слез. Он нервно кусал ноготь большого пальца и морщил лоб — точно силился вспомнить что-то. К нам подошёл Астахов.

— Извольте, — сказал он.

Астахов держал в руке два зелёных валика, и тут я понял, что это такое. Я взял Петрова за плечи, потряс и крикнул;

— Откуда это?

Он молчал.

— Ракетчиков снабжаешь, — крикнул я. — Ракетчиков снабжаешь, сволочь!

— Где… где взяли вы?

Он перестал кусать ноготь и смотрел на меня с выражением ужаса.

— Ящик, — сказал мне Астахов. — Масло там и ракеты.

— Идём, — сказал я.