Array Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

Недалеко от нашего дома оркестр останавливается, отходит с дороги на площадку и снова играет, стоя лицом к дороге.

Мимо оркестра по дороге идет строй новобранцев с котомками за плечами. Он уходит от оркестра. Из города. Уходит от провожающих на пустынную дорогу Оркестр чаще других маршей играет «Прощание славянки».

Ворончихин Алексей Осипович

Ворончихина Валентина Васильевна. Ирбит. 1942 г.

Рядом с оркестром останавливаются провожающие. Это их матери, знакомые. Кто-то машет вслед уходящим парням. Кто-то крестит их. Но почему-то все плачут. Мы, пацаны, считаем, что на войне этих парней ждут подвиги. Но слезы женщин как-то заглушают мысли о подвигах. Ведь время от времени кому-то из знакомых приходят похоронки. И тогда в этом доме люди плачут и долго не улыбаются. А здесь плач, причитания, вскрики женщин продолжаются еще и после того, как оркестр, проводив последнего новобранца, замолкает и возвращается в город. А строй удаляется от нас.

Когда я слышу марш «Прощание славянки», передо мной снова возникает картина проводов тех парней под плач матерей, которые обычно при невзгодах слезы показывают только подушке.

9 мая 1945 года. Как-то я ночью слышу, что кто-то бежит к нашей землянке. Стук в дверь.

– Товарищ старший сержант! Победа! – прокричал сапер дядя Паша.

Мама и отчим открыли дверь.

– Сейчас связисты поймали сообщение. Победа!

Расцеловались. Увидели, что дядя Паша в кальсонах, отчим в трусах, а мама в сорочке. Часы показывают два часа ночи девятого мая 1945 года.

Утром мама пошла на работу в офицерскую столовую нашего Четвертого учебного полка, хотя у нее сегодня выходной. Сегодня точно надо готовить праздничный обед. А мама – шеф-повар.

За столом в нашей маленькой землянке сидят с наградами офицеры, сержанты и рядовые. От выпитой водки они не хмелеют. Все стали чуточку не такими, какими были обычно. Лица их почему-то стали немножко мальчишескими и успокоенными. Иногда кто-нибудь из них вспоминает и рассказывает случай из войны, когда погиб друг. Рассказчик подчас не скрывает слез. Взрослые дяденьки, не стесняясь, плачут. О своих заслугах никто не говорит. Рассказывают о друзьях, об однополчанах.

Вечером на танцплощадке духовой оркестр играет марш «Прощание славянки», приглашая людей на продолжение праздника. Так и наступило ПОСЛЕ ВОЙНЫ.

Анатолий Алексеевич Ворончихин, 13.11.1936 г. р.

Когда началась война, мне было 9 лет. Жили мы в 18 километрах от Воронежа, в деревне Кочетовка. Это было всего 30 домов, хаотично разбросанных среди колхозных полей. Рядом протекала речка, местами довольно широкая и глубокая. По берегам ее рос тальник, ивы. Я любовалась ею, когда мы с дедом ходили на рыбалку. Бредень дедушка плел из конопляной нити, скрученной вдвое. Нить бабушка пряла сама на прялке – из выращенной в огороде конопли. Мои родители работали в колхозе. Держали и личное хозяйство: корову, овец, кур и большой огород – аж 40 соток. Иначе было не прожить – в колхозе зарплаты не давали. Через дорогу от нас жили дед с бабушкой и братьями нашего папы – Иваном, Алексеем и Василием. Нас в семье было четыре сестренки, я – старшая.

Отца забрали на фронт. Мы его провожали. Мама несла двухгодовалую Манюшку. Шуре было семь лет, а Нине – пять. На сборном пункте у сельпо шел митинг. Проводили мы отца и отправились домой. Мама держалась спокойно. Она была очень волевая женщина. Оставшись с кучей детей мал мала меньше, она не растерялась. Жить без папы стало скучно – я так это ощущала. Вскоре ушли на фронт и братья отца. Дед и бабушка стали совсем грустные. Наш отец вскоре прислал домой два треугольника – письма с фронта. Это были первые и последние его письма. Дядя Василий, младший в семье, ушел на фронт как только ему исполнилось 18 лет. Вскоре пришла на него похоронка. А через короткое время – еще одна, на Алексея. Сообщили, что был он в партизанском отряде, что захватили его немцы и жестоко с ним расправились.

Проводы на войну

Детство мое кончилось. Кругом было горе и слезы. Страшно даже проходить мимо дома, где жили дедушка с бабушкой. Бабушка все время в голос плакала. Зайдешь в дом, когда она одна, она откроет сундук, расставит портреты сынов, сделанные из маленьких фотографий, сидит, плачет и с ними разговаривает. Я садилась рядом С ней, тоже плакала и просила ее перестать с ними разговаривать. Немного успокаивалась она, когда возвращался дед, Савелий Терентьевич.